«Однажды, – сказал Матус, откашлявшись, – когда мне было лет тринадцать, отец позвал меня на охоту. Охота была устроена для моих старших братьев, и, пригласив меня, он бросил мне вызов. Он не думал, что мне удастся убить какого-нибудь зверя, но просто хотел ещё раз превзойти меня, и посмотреть, как мои старшие братья превзойдут меня, и как обычно, сделать из меня дурака. Он хотел, чтобы я знал своё место».
Матус вздохнул.
«Под конец охоты, уже на закате дня, нам встретился огромный вепрь – самый большой за всю мою жизнь. Мой отец кинулся за ним. Им двигала агрессия и желание покрасоваться, а вот искусной техники, которой он любил хвастать, недоставало. Он бросил копьё и промахнулся, разозлив зверя. Двое моих братьев оказались беспомощны и тоже промазали.
Рассвирепевший вепрь атаковал отца и уже собирался его убить. Мне следовало позволить этому случиться.
Но я отреагировал. Отец не знал, но много ночей подряд, когда все уже глубоко спали, я упражнялся в стрельбе из лука. Два идеально точных выстрела попали вепрю в голову. Он рухнул замертво, не успев добраться до отца».
Матус снова вздохнул и надолго умолк.
«Он поблагодарил тебя?» – спросил Рис.
Матус отрицательно покачал головой.
«Он посмотрел на меня так, что я по сей день помню этот взгляд. В нём была ярость, унижение и зависть. Он выжил благодаря тому, что его младший отпрыск завалил вепря, который ему самому оказался не по зубам. С того дня он возненавидел меня ещё больше».
В долгой тишине, нарушаемой только треском костра, Тор размышлял об этой истории и находил много сходства между их отцами.
История впечатлила Тора, и он думал, что она закончилась, но внезапно Матус продолжил.
«На следующий день, – сказал он, – моя мать умерла. Она так и не смогла привыкнуть к островным штормам. Женщиной она была хрупкой и нежной, а на бесплодные острова её перевёз мой отец под действием своих неуёмных амбиций. Она подхватила простуду и так и не поправилась, хотя мне кажется, что на самом деле её убила тоска по материку.
Я любил свою мать так сильно, что сама эта любовь оправдывала моё существование, а когда она умерла, я утратил последнюю связь с местом, где родился. Её похоронили на вершине горы Элевзис. Знаешь, что там было?», – спросил Матус, глядя на Риса.
Рис кивнул.
«Первая столица», – ответил он.
Матус кивнул в ответ.
«С историей у тебя всё в порядке, кузен».
«Я там учился в детстве», – объяснил Рис. «Задолго до Королевского Двора резиденция власти находилась на Верхних островах. Пятьсот лет назад короли правили именно оттуда. До Большого раздела».
Матус кивнул, а Тор посмотрел на них обоих, дивясь их обширному придворному образованию и осознавая, как многого он не знал об истории Кольца. Ему хотелось больше узнать о древних королях и воителях. Ему хотелось услышать о том, каким Кольцо было много веков назад, изучить всё о древних войнах и битвах, рыцарях и героях, бывших столицах и королевских резиденциях… Но сейчас было не подходящее время. Наступит день, и он засядет за книги и разузнает обо всём.
«Как бы то ни было, – сказал Матус, – в тот день я сидел на могиле матери и рыдал – это было для меня слишком. Все давно разошлись, а я просидел на вершине горы целую ночь. Там ощущалось присутствие смерти, и именно там я узнал, что значит смерть. В том, что случилось, я винил отца – он даже не явился на похороны. Ту ночь я ему никогда не прощу. Он как был эгоистом, так и остался им до последнего».
Матус вздохнул.
«Здесь у меня тоже ощущение, в первый раз с тех пор. То, которое я наделся больше никогда не испытать: ощущение присутствия смерти. Моя мать где-то здесь. Я одновременно и боюсь увидеть её, и очень этого жду».
История Матуса завершилась, и все остались сидеть в тишине, а Тор смотрел на Матуса с новым уважением. Эта история действительно смогла заставить его и всех остальных перенестись из подземелья в совершенно другое место. Найдёт ли Матус свою мать? Хотел бы Тор знать.
Но ещё больше он хотел знать, отыщется ли Гувейн.
Глава двадцать шестая
Сон Дариуса был недолгим и беспокойным, и, как только забрезжил рассвет, его прервал деревенского рога – резкий, низкий и заунывный. Дариус сразу понял, что случилась беда – этот рог трубил только в самых крайних случаях, и на веку Дариуса это было всего один раз, в его глубоком детстве. Тогда один из селян попытался сбежать, а имперцы схватили его, пытали, а затем казнили на глазах у всех.
С дурным предчувствием Дариус вскочил с кровати, быстро оделся и выбежал из дома, и Дрей не отставал от него ни на шаг. Первая мысль Дариуса была о Лоти и вчерашнем деревенском вече. Оно не закончилось ничем, кроме ожесточённых споров, а единого плана действий так и не выработали. Все готовились к худшему, к скорому бедствию, к неизбежной мести Империи, но никто не хотел действовать решительно и браться за оружие. Дариуса это не очень удивляло.