Власть любви

Решение было молниеносным. И так же молниеносно пришло понимание: если он сейчас не сделает это, охотники не отстанут. Ермилов будет идти по его следам с упрямством бладхаунда. Не отпустит, не даст покоя. И не простит того, что Егор забрал его дочь. Значит, надо сделать хоть что-то, чтобы задержать его, сбить со следа.

Первым делом Егор подобрал револьвер, валявшийся под ногами. Потом ружье, выбитое из рук Ермилова. Вытащил патроны, зашвырнул их подальше в снег, а потом сдавил оружие в руках, превращая его в ненужный металлолом.

Теперь можно было заняться машиной.

Степан, закрыв глаза, лежал на снегу и слушал звуки, доносившиеся из фургона. Кажется, это чудовище громило автомобиль.

— Эй? — донесся шипящий шепот Боброва. — Что делать-то будем? Эта тварь сейчас движок разнесет, и мы тут до утра околеем…

— Заткнись! — процедил сквозь зубы Степан. Судя по звукам, обротень методично уничтожал внутреннее оборудование фургона. В снег летели искореженные остатки, в которых трудно было признать охотничье снаряжение.

Ничего, пусть бесчинствует.

Лишь бы не тронул девчонку.

Степан был уверен — Леся сбежала. Может, это и к лучшему. Бобров, сволочь, как пить дать, что-то подсыпал ему в коньяк. Ну не мог он с пятидесяти грамм отключиться!

— Ты как хочешь, а я…

Степан даже не шевельнулся, когда Бобров начал медленно подниматься на ноги.

Решил погеройствовать? Что ж, флаг ему в зубы. Пусть геройствует, а он, Степан, понаблюдает со стороны.

Охотник, вооруженный одним ножом, который до этого был спрятан за пазухой, чуть пригнувшись, побежал к фургону. Тот скрипел и качался, точно какая-то нечеловеческая сила пыталась перевернуть его колесами вверх. Сплюнув сквозь зубы, Макс Бобров подкрался поближе и осторожно заглянул внутрь.

Вот он, красавчик! Огромный двуногий зверюга, ростом метра два — не меньше. Откуда он вообще здесь взялся?

Этот вопрос интересовал Боброва меньше всего. А вот желание всадить нож в широкую спину, покрытую шерстью, вонзить по самую рукоятку, почувствовать, как закаленная сталь входит в живую плоть, будто в теплое масло, как под ним лопает упругая кожа… Это было единственное, что его сейчас занимало.

И это стало его фатальной ошибкой.

Оборотень был настолько поглощен своим занятием, что даже не обратил внимания на появление человека. А может, просто не посчитал нужным его замечать. Он находился в дальнем углу фургона, там, где лежали сумки с боеприпасами, и уничтожал их содержимое. Бобров подкрался к нему так близко, как только смог. В глазах охотника горел фанатичный огонь. Недовольное сопение и глухое рычание, то и дело вырывавшееся из уст чудовища, заставили его замереть. Перехватив нож поудобнее, он зажал рукоятку в потной ладони и замахнулся, вкладывая все силы в этот удар.

Широкое лезвие вошло в правое подреберье. Раздался оглушительный рев, и тяжелая когтистая лапа отшвырнула человека. Охотник отлетел к стенке фургона, ударился об нее с такой силой, что на обшивке осталась глубокая вмятина, и безвольным кулем свалился на пол.

Егор рывком вытащил нож. Несколько секунд смотрел на окровавленный клинок, держа его перед собой на раскрытой ладони. Широкие ноздри раздувались от бешенства, втягивая запах его собственной крови.

Вот. Опять. Люди пытаются убить его. А он-то думал, что они не посмеют, побоятся, особенно после того, как он раздробил их оружие.

Отбросив нож, он направился к нападавшему. Тот уже приподнялся на четвереньки, намереваясь отползти в сторону. Не успел. В полном молчании оборотень схватил его за воротник камуфляжной куртки, вздернул над полом так, что охотник захрипел, суча ногами в воздухе. Лицо Боброва налилось кровью, липкий пот потек по его щекам. Горло сдавило, лишая дыхания. Одно мгновение они смотрели друг другу в глаза — охотник и зверь. А уже в следующий миг раздался сухой щелчок, и шея Макса Боброва хрустнула, переломанная одним рывком.

Егор разжал пальцы, и тело охотника с глухим стуком упало ему под ноги.

Все, с одним мерзавцем покончено. Больше эта мразь никого не убьет.

Но почему на душе так тошно?

Закрыв глаза и подняв голову вверх, оборотень издал тихий тоскливый вой.

Он не ждал на него ответа, да ему и не нужен был этот ответ. Хотелось просто выпустить боль, засевшую в груди, дать ей возможность уйти, отпустить ее.

Но боль не желала уходить.

Сгорбив плечи, он спрыгнул на землю. Тело охотника осталось лежать в фургоне.

Увидев зверя, Ермилов обреченно закрыл глаза. Вот и все. Конец.

Он попытался вспомнить молитву — и не сумел. В голове назойливой мухой жужжала только одна мысль: Леся. Бобров был прав только в одном: отцовская любовь затуманила ему разум. Если бы дело касалось кого угодно, только не его собственного ребенка, Степан смог бы мыслить рационально. Смог бы понять, что бессмысленно везти ее в Институт, бессмысленно вводить сыворотку и ждать, что ген, введенный при укусе, рассосется сам по себе. Сыворотка могла бы помочь в первые секунды после укуса, но не после того, как кровь разнесла яд по всему организму. Не после того, как включился процесс мутации. Этот процесс необратим.