Хотелось наклониться, уткнуться носом в ложбинку на ее шее, втянуть в себя запах ее кожи. Такой нежный, сочный, напоминающий аромат спелого сладкого фрукта.
Волк внутри Егора тихонько поскуливал, с тоской глядя на девушку.
Нельзя. Рано.
Когда машина остановилась на площадке возле кафе, Борис заглушил мотор и вышел. Открыл заднюю дверцу. Егор поблагодарил его коротким кивком. Осторожно, словно хрупкую драгоценность, Егор подхватил безвольное девичье тело. Прижал к себе, чувствуя, как подрагивают от волнения руки. Выдохнул. В предрассветных сумерках лицо девушки казалось девственным и безмятежным, разгладилась даже сердитая складка между бровей. Она спала сном младенца — невинная Красная Шапочка в объятиях волка, сгорающего от животной страсти. И размеренный стук ее сердца набатом отзывался в его голове.
«Моя!» — это было единственное, о чем он способен был думать в этот момент.
Воображение уже рисовало картины, одна чувственнее другой. Вот, сейчас, он на руках внесет ее в номер, уложит на кровать и сам, своими руками освободит от одежды. Она будет лежать перед ним беззащитная и доступная. А он ляжет рядом, такой же обнаженный, как и она, чтобы потом, как только она проснется, он мог накрыть ее своим телом…
Судорожно выдохнув, Егор шагнул к главному зданию, в котором была выделенная ему комната. Но тут же был вынужден остановиться, озадаченный несущейся в его сторону женской фигурой.
— О, господи! Бедная девочка! — запричитала Марго, подлетая к Егору и почти выхватывая Лесю из его рук. — Что они с тобой сделали, ироды проклятущие!
— Тише, женщина! — Борис тут же обхватил ее за талию и, подняв в воздух, оттащил брыкающуюся супругу. — Все с ней в порядке, поспит маленько.
— Знаю я ваше «маленько»! — Марго в сердцах треснула его по руке. — Поставь меня сейчас же!
— Древнейший? — Арсеньев бросил на Егора вопросительный взгляд, в котором смешалось некоторое смущение за бесцеремонное поведение жены и скрытая гордость за ее храбрость.
— Иди. Я сам справлюсь.
Егор сейчас держал на руках тело единственной женщины, которую безумно хотели все три его сущности, и в данный момент ему было плевать на всех и вся. Даже если бы земля разверзлась у него под ногами, он бы этого не заметил. Как не заметил взглядов, пылающих праведным гневом, которыми Марго пыталась просверлить в нем дыру. Развернувшись, он шагнул к дому.
— Борис, пусти меня! — почти взмолилась Марго, глядя в спину странному постояльцу. — Ты видел, какой у него бешеный взгляд? Он же сейчас ее изнасилует!
— Оставь их в покое, — рыкнул супруг и немного встряхнул ее за плечи. — А то доведешь, что я сам тебя изнасилую. Лучше кофе иди, свари. Что-то мне подсказывает, у нас намечается трудный денек.
Егор этих слов почти не услышал, занятый своей ношей. С каждым шагом, с каждым вдохом его сердце все убыстряло свой ритм. Пульс, звучавший где-то на задворках сознания, теперь грохотал, точно тревожный набат, забивая все звуки. Только стук ЕЕ сердца, только звук ЕЕ дыхания — вот и все, что он слышал сейчас.
Подняться по лестнице было делом одной минуты. Распахнув дверь легким пинком, Егор внес Лесю в комнату. Прошел к кровати и осторожно, точно боясь, что она рассыплется у него в руках, уложил ее на подушки. Она снова была с ним. Снова была его.
Дверь тихо закрылась, отрезая их от всего мира.
Опустившись на колени рядом с кроватью, он несколько минут наслаждался, лаская девушку взглядом, и не мог насытиться ее запахом. Потом, протянув руку, погладил ее по щеке и уже в который раз удивился, какая нежная у нее кожа. У волчиц, с которыми он имел дело, кожа была намного грубее: обветренная, высушенная постоянным пребыванием на свежем воздухе. А у этой девочки она была похожа на лепестки чайной розы.
У его девочки.
Пальцы подрагивали от нетерпения, когда он стал расстегивать молнию на кофте спортивного кроя, в которую была одета девушка. Раздвинув полы, Егор остановился, давая себе возможность изучить розовую трикотажную маечку, которая обтянула девичью грудь. Сквозь тонкую ткань проступило кружево бюстгальтера. Грудь у Леси была полной, упругой, словно созданной для мужских ласк. Его ласк. Нижнее белье только сдерживало ее, но скрыть не могло от горящего взгляда.
Налюбовавшись, Егор стянул майку с плеч, обнажив хрупкие ключицы и обтянутую кружевом грудь. Соски девушки затвердели то ли от прохлады, то ли от напряжения, которое она ощущала даже во сне. Но для лугару, доведенного до безумия клокочущим внутри вожделением, это оказалось последней каплей.
С тихим утробным рыком он накрыл губами проступающую сквозь ткань горошину. Осторожно сдавил зубами, коснулся кончиком языка и замер, наслаждаясь чувственной дрожью, которая пронзила его тела до основания позвоночника. Тонкая полоска шерсти на спине стала дыбом.
Вот оно. Тот момент, о котором он бредил все эти дни. Теперь он знает, какая она на вкус.
Сладкая.