Одним таким участком стало меньше. И что бы вы думали? Я из своей комнаты всё так же слышу тот же самый звук, когда автомобиль подъезжает к перекрёстку, сбавляет скорость и начинает с таким специфическим урчанием мотора медленно и осторожно объезжать выбоину… которой уже нет! Просто люди к ней настолько привыкли, что до сих пор ездят по улице Грибоедова так, словно бы она там есть. Сам главврач тут жаловался:
– Ты понимаешь, в какое быдло нас всех превратили! Выбоины нет, а я еду и по привычке сдаю в сторону, чтобы не «ухнуть» на бок. В подсознание, в кровь, в гены эта выбоина нам всем уже вошла. Выдрессировала так, что до сих пор мы её чувствуем… Я даже одному знакомому психиатру из района идею подал упомянуть об этом в диссертации, которую он пишет как раз на тему различных современных психозов, свойственных нашему населению.
В следующий год намерение проложить асфальт тоже осталось втуне. И тут у людей наступило какое-то тупое разочарование. Тупое и плотное, как осенние тучи, когда нет никакой надежды, что сквозь их непроницаемую субстанцию прорвётся хотя бы один луч солнца. И такое же безразличие. Все поняли, что дороги не будет и в новом веке. И так же чапали в кромешной темноте по приевшейся всем грязи, которая с прошлого века ждёт пришествия «завоевателей дорог», да никак не дождётся.
В самом конце Мирового проспекта, где нет домов, ещё с советских времён остались огромные щиты из листовой стали с надписью «СЛАВА …». То, чему слава предназначалась, давно стёрлось. Но старожилы вроде меня помнят, что там было написано «слава труду». А как наступила эпоха не людей труда, а людей с деньгами, сия инсталляция словно бы предчувствовала такие перемены, поэтому скинула с себя лишнее слово «труд». Так и осталась висеть эта одинокая «СЛАВА», посвящённая непонятно кому или чему. Некоторые щиты провисли и упёрлись в землю одним углом. Никто не рисковал их ворочать по причине колоссальной тяжести.
До чего любят у нас устанавливать такие лозунги! По другой стороне улицы раньше стояли огромные буквы из такой же дорогой стали, составляющие надпись «Экономика должна быть экономной». Но их убрали, когда великий Райкин пропесочил эту традицию в одной своей миниатюре, где до горизонта была растянута надпись из букв высотой в несколько этажей «Каждая копейка рубль бережёт». Какое тут «бережёт», если деньги тратятся на установку таких прописных истин в стальном исполнении на каждом шагу? Ведь были раньше такие люди искусства, которые могли влиять на идеологию страны, могли эту идеологию даже слегка подправить! Теперь, когда страна живёт по принципу «музыку заказывает тот, кто платит», такие если и есть, уже не могут как-то исправить ситуацию. Это раньше актёр и журналист был рупором, а сейчас он – подневольный человек, зависящий от продюсеров и гонораров. Они, может быть, и говорят какие-то умные вещи, но их никто не слышит. А если и слышат, то не слушают.
В новом веке подле этих лозунгов-заборов постепенно вырастала свалка. Обыватель уверен, если за каким ограждением навалить отходов, то никто же не увидит. Так отчего же не навалить бы? Эту нашу особенность ещё гоголевский городничий подметил. Хорошо, что хоть одну анфиладу из щитов убрали. Свалку же у «СЛАВЫ» ветер раздувал по всему проспекту. Я как-то шмякнулась в гололёд на нашем Мировом, когда шла с электрички, прихожу домой и вижу, что к пальто прилип пакет из-под чипсов…
В целом город наш в новом тысячелетии мало изменился. Разве только произошло одно важное событие: у нас поменялся мэр. И это как-то окрыляло. На рубеже веков в стране появился новый президент. Казалось, раз он пришёл на рубеже веков, а не абы когда, то по закону чисел именно он и сдвинет с места страну, словно бы заснувшую сном тяжело больного. И разваливающаяся, нищая, слабая и затюканная Россия с катастрофическими долгами перед странами «развитого капитализма» превратится в цветущее государство с сильными позициями на мировом рынке, крепкой экономикой и боеспособной армией.
Такие же надежды в масштабах города мы возлагали на нового градоначальника. Наш прежний мэр Арнольд Тимофеевич тоже именно на рубеже веков убыл на повышение куда-то аж в Петербург, а кое-кто говорил, что и выше. Так что город полгода был вовсе беспризорным. Отсутствие мэра никак не сказалось на его жизни ни в худшую, ни в лучшую сторону, что вольнодумцы задумались: а на хрена он нам вообще? Первый новый мэр – первый, потому что за ним последовали и другие новые – сбежал со своего поста уже через пару месяцев. Так уж трудно ему тут показалось, но не выдержал, слёг в больницу с нервным срывом, а после лечения назад так и не вернулся: получил медицинскую справку, запрещающую ему работать мэром в