Попадались в толпе и айильцы, кто в кадин’сор, кто в белом. Гай’шайн, скорее всего, были посланы в город с поручениями, что же до прочих, то многие из них попали сюда в первый и, пожалуй, в последний раз. В большинстве своем они и впрямь не любили городов, но несколько дней назад, на казнь Мангина, собрались во множестве. Рассказывали, что он сам надел себе на шею петлю и выдал при этом сугубо айильскую шуточку – дескать, коли веревка не сломает ему шею, то, может быть, шея порвет веревку. Эгвейн слышала, как айильцы повторяли эту, с позволения сказать, остроту, тогда как о самом повешении никто особо не распространялся. Ранду Мангин нравился – в этом она не сомневалась. Но Берелейн сообщила Хранительницам Мудрости о приговоре так, словно речь шла о мытье головы, и они приняли это известие с той же невозмутимостью. Эгвейн казалось, что айильцев ей не понять никогда, но теперь она сомневалась, понимает ли Ранда. А вот Берелейн она понимала прекрасно – эту вертихвостку мертвецы не волнуют, ее занимают лишь живые мужчины.
От этих мыслей хорошее настроение улетучилось, и вернуть его оказалось не так-то просто. Жарища в городе стояла такая же, как и за городскими стенами, пылищи было почти столько же, а скученность и толчея делали все это еще невыносимее. Правда, здесь было на чем остановиться глазу, тогда как в Слободе остался один пепел. А через несколько дней она снова сможет учиться. Учиться по-настоящему. Стоило Эгвейн вспомнить об этом, и на лице ее вновь появилась улыбка.
Она остановилась неподалеку от жилистого потного иллюминатора. Он носил полупрозрачную тарабонскую вуаль, из-под которой торчали густые усы, но мешковатые, расшитые по бокам штаны и рубаха с тем же узором на груди указывали на его принадлежность к гильдии мастеров света. Правда, ныне род занятий мужчины был иным – сейчас он торговал певчими птицами в грубо сколоченных клетках: после того как Шайдо сожгли здешний цеховой квартал, иллюминаторы всеми возможными способами старались раздобыть денег на возвращение в Тарабон.
– Уж я-то точно знаю, – говорил иллюминатор тихим голосом, доверительно склонившись через клетки к седеющей, но еще привлекательной купчихе. Та была одета в темно-синее платье простого покроя. Судя по всему, купчиха дожидалась в Кайриэне лучших времен. – В Белой Башне – раскол. Айз Седай воюют. Воюют друг с другом.
Купчиха кивнула в знак согласия.
Эгвейн прикинулась, что рассматривает зеленоголового чижа, а потом двинулась дальше – правда, ей пришлось посторониться и дать дорогу круглолицему менестрелю в покрытом цветными заплатами плаще. Менестрели прекрасно знали, что, в отличие от прочих жителей мокрых земель, их радушно привечают в Пустыне, а потому не боялись айильцев. Во всяком случае, делали вид, что не боятся.
Подслушанный разговор взволновал девушку. Не упоминание о расколе в Башне – в конце концов, такое событие не могло долго оставаться тайной, – а слова о войне. Ведь все Айз Седай – сестры, и война между ними – это все одно что война между членами одной семьи. Трудно вообще смириться с их противостоянием друг другу, даже зная причины произошедшего, но мысль о том, что дело может дойти до чего-то большего, просто невыносима… Вот бы найти способ Исцелить Башню, восстановить ее единство, не проливая крови.
Пройдя чуть дальше, Эгвейн услышала, как торговка из Слободы, которая выглядела бы милашкой, не забудь она с утра умыться, не только предлагала прохожим ленты и булавки с лотка, что висел у нее на перекинутом через шею ремне, но и делилась с ними слухами. Синее шелковое платье, украшенное красными разрезами на юбке, явно было сшито на женщину пониже ростом, и из-под сильно потертого подола виднелись добротные башмаки. Дырки на рукавах и на лифе платья свидетельствовали о том, в каких местах оно раньше было отделано вышивкой. Торговка убеждала склонившуюся над ее лотком покупательницу:
– Точно тебе говорю, там были троллоки. У самого города… Да, зеленый как раз подойдет к твоим глазам… Сотни троллоков и…
Задерживаться возле нее Эгвейн не стала. Появись в окрестностях города хоть один троллок, айильцы прознали бы об этом задолго до уличных сплетниц. Жаль, что Хранительницы Мудрости не распускают слухов. Точнее, такое случается, но только когда дело касается других айильцев. И к мокроземцам интереса айильцы не проявляли. Неожиданно Эгвейн осознала, что возможность попадать через Тел’аран’риод в кабинет Элайды и читать тайные бумаги приучила ее быть в курсе всего происходящего в мире. И теперь она смотрела вокруг, на лица людей, совсем по-другому. В Кайриэне, как в любом другом городе, есть глаза-и-уши Айз Седай, это уж как пить дать. Наверняка голубиная почта доставляет Элайде донесения каждый день, если не чаще. Всюду полно лазутчиков, работающих на Башню, на отдельные Айя или лично на ту или иную сестру. Зачастую ими оказываются те, кого меньше всего подозреваешь. Почему, например, те два акробата стоят без движения? Отдыхают или следят за ней? Один из акробатов вдруг подпрыгнул и сделал стойку на плечах другого.