Властелин Хаоса

Сложив руки на груди и глядя ему прямо в глаза, Авиенда принялась распространяться о его невежестве, которое вовсе не обязательно демонстрировать всем и каждому, а также о том, что тох надлежит исполнять в любом случае и любой ценой.

Ранд не был уверен в том, что первоначально, намереваясь с ним поговорить, она имела в виду именно эту тему, но не собирался ломать над этим голову. Он просто любовался ее глазами, а когда понял это, принялся бороться с наслаждением, которое получал, глядя в ее глаза. И боролся, пока не превратил его в боль.

Он надеялся, что Авиенда ничего не заметит, но, видимо, выражение его лица изменилось. Во всяком случае, она умолкла, перевела дух и с заметным усилием оторвала от него взгляд.

– Надеюсь, хоть теперь ты понял, – пробормотала она. – А я должна… мне нужно… Раз ты наконец понял… – Подхватив подол, она метнулась к двери – перескочив через мертвое тело, все равно что через кустик, – и выбежала вон.

Он остался в комнате, которая как-то сразу потускнела, наедине с мертвецом. Все слишком хорошо сходилось, одно к одному. Когда гай’шайн явились убрать Серого Человека, Ранд тихонько смеялся.

Положив ноги на мягкую скамеечку и вертя в руках кинжал, Падан Фейн любовался тем, как первый луч восходящего солнца играет на кривом клинке. Ему недостаточно было носить кинжал на поясе; время от времени Фейн испытывал неодолимое желание подержать клинок в руках, посмотреть, как зловеще поблескивает вставленный в головку рукояти крупный рубин. Кинжал был частью его самого – или он был частью кинжала. Точнее сказать, кинжал являлся частью Аридола, того, что ныне люди именовали Шадар Логотом, но разве он сам – не часть Аридола? Или Аридол не часть его? Он был безумен и прекрасно знал это, но ему было все равно. Солнечный свет играл на стальном клинке – более смертоносном, нежели любой из выкованных в Такан’даре.

Послышался шорох, и Падан Фейн невольно посмотрел в дальний конец комнаты, где сидел мурддраал. Тот был давно сломлен и даже не поднял на Фейна взгляда.

Он попытался вернуться к созерцанию совершенной красоты совершенной смерти – той красоты, которой некогда обладал Аридол и которая непременно туда вернется, но ничего не получалось. Получеловек отвлек его, нарушил концентрацию и испортил такое дивное утро. А не убить ли его этим кинжалом? Обычно Получеловек умирает долго, но как скоро убьет его эта сталь? Будто прочитав мысли Фейна, мурддраал зашевелился, но Фейн уже передумал. Эта тварь еще может пригодиться.

Ему трудно было долго сосредоточиваться на чем бы то ни было. Кроме, разумеется, Ранда ал’Тора. Он чувствовал ал’Тора и в любое время мог указать, где тот находится. Это ощущение не давало ему покоя, превращаясь в боль. Правда, в последнее время к нему неожиданно добавилось нечто странное. Впечатление было такое, будто кто-то другой захватил часть сознания ал’Тора и потеснил его, Фейна. Но не важно. Ранд ал’Тор принадлежит ему целиком.

Жаль, что он не может ощущать боль ал’Тора, – а тот испытывает боль. Пока это всего лишь мелкие уколы, но ничего, вода камень точит. Всему свое время. Вот, например, белоплащники, они весьма решительно настроены против этого Возрожденного Дракона. Губы Фейна искривились в ухмылке. Конечно, надо быть начеку. Маловероятно, чтобы Найол полюбил ал’Тора больше, чем Элайда, но, когда дело касается этого ненавистного Ранда ал’Тора, ничто нельзя считать само собой разумеющимся. Но ничего, вещи из Аридола, поднесенные им обоим, подействовали на них; своим матерям они, возможно, еще и поверят, но уж Ранду ал’Тору – никогда.

Дверь распахнулась, и в комнату вбежал юный Первин Белман, следом за ним вошла его мать. Нан Белман, женщина привлекательная, хотя теперь Фейн редко обращал внимание на женщин, была приспешницей Темного. Принесенные обеты она считала лишь способом дать выход природной злобности, так оно и было, покуда на ее пороге не появился Падан Фейн. Она и его считала приспешником, занимавшим высокое положение в советах. Какая чушь, любой из Избранных без раздумий убил бы его на месте. Эта мысль заставила Фейна захихикать.

И Первин, и его мать оробели при виде мурддраала, но парнишка оправился первым и, пока женщина еще переводила дыхание, подбежал к Фейну.

– Мастер Мордет, мастер Мордет, – пританцовывая от нетерпения, заверещал выряженный в красно-белый кафтанчик мальчик, – у меня для вас новость, хорошая новость.

Мордет? Разве он пользовался здесь этим именем? Порой ему бывало нелегко вспомнить, какое из имен он носит сейчас, каким было его настоящее имя. Спрятав кинжал за пазуху, он изобразил приветливую улыбку:

– В чем дело, паренек?

– Сегодня утром кто-то пытался убить Возрожденного Дракона. Какой-то человек прошел мимо всех этих айильцев прямо в покои лорда Дракона, но в конце концов его убили.

Фейн почувствовал, как улыбка переходит в оскал. Пытался убить ал’Тора? Ал’Тор принадлежит ему! И умереть должен только от его руки! Но… Пройти мимо айильцев мог только…

– Серый Человек! – Он не узнал в этом скрежетании собственного голоса.