Властелин Хаоса

Откинув шаль на спинку кресла, поднялась Романда. Старшая из присутствующих, она должна была отвечать первой. Расстегнув платье и спустив с плеч сорочку, она обнажилась до талии:

– Я женщина.

Аккуратно положив шаль на кресло, обнажилась и Квамеза:

– Я женщина.

Так же по очереди поступили и все остальные в комнате. Эгвейн пришлось повозиться с узким лифом чужого платья и даже прибегнуть к помощи Мирелле, чтобы расстегнуть пуговицы, но в конце концов обнажила грудь и она, как и ее сопровождающие, и вместе с ними сказала:

– Я женщина.

Квамеза неторопливо обошла комнату, останавливаясь перед каждой и изучая ее пристальным, чуть ли не оскорбительным взглядом, после чего вернулась к своему креслу и объявила:

– Здесь присутствуют только женщины.

Айз Седай сели и принялись застегивать платья. По правде сказать, они не спешили, хотя особо и не медлили. Эгвейн едва не покачала головой. Она не последовала их примеру, ибо знала, что до определенного момента ее грудь должна оставаться обнаженной. Хорошо, что большего ответа на вопрос Квамезы не требовалось; ныне не принято следовать древним правилам, согласно которым на подобных церемониях нужно было присутствовать «облаченными в Свет», иными словами – в чем мать родила. А что бы они сказали об айильской палатке-парильне или шайнарской бане?

Но размышлять о таких вещах было некогда.

– Кто поручится за эту женщину? – спросила Романда. Она сидела выпрямившись и по-королевски величественно; ее пышная грудь оставалась обнаженной. – Кто поручится сердцем за ее сердце, душою – за ее душу, жизнью – за ее жизнь?

– Я! – решительно произнесла Шириам, а следом за ней – Мирелле и Морврин.

– Выйди вперед, Эгвейн ал’Вир, – приказала Романда.

Сделав три шага вперед, девушка преклонила колени; она казалась себе оцепеневшей.

– Почему ты здесь, Эгвейн ал’Вир?

Эгвейн и впрямь почти ничего не ощущала, не слышала и не понимала вопросов, но выученные ответы сами слетали с ее языка.

– По призыву Совета Башни.

– Чего ты желаешь, Эгвейн ал’Вир?

– Лишь одного – служить Белой Башне.

О Свет, они ведь и вправду!..

– Как намерена ты служить, Эгвейн ал’Вир?

– Сердцем, душой и жизнью, во имя Света. Без страха и предпочтений, во имя Света.

– Где ты желаешь служить, Эгвейн ал’Вир?

Эгвейн перевела дух. Последний вопрос. Она еще способна остановить это безумие. Невозможно, чтобы ее на самом деле сделали…

– На Престоле Амерлин, если будет на то соизволение Совета Башни.

Она застыла. Теперь отступать слишком поздно. Хотя, наверное, слишком поздно было еще в Сердце Твердыни.

Первой встала Делана, за ней – Квамеза и Джания, а потом и другие восседающие поднялись со своих кресел в знак согласия. Но не все. Романда, например, осталась сидеть. Девять из восемнадцати. Эгвейн знала, что такого рода решения должны приниматься единогласно, а не большинством голосов. Как правило, так и случалось, но это не значило, что единодушие достигалось само собой. Порой, чтобы добиться его, приходилось тратить немало времени на уговоры – однако сегодня ночью здесь должны звучать исключительно церемониальные фразы. Шириам и прочие, разумеется, втолковали Эгвейн, что означает нежелание встать и каким образом следует склонять восседающих к согласию. Предположение, будто Совет наотрез откажет ей в избрании, они просто-напросто высмеяли – такие вещи обсуждаются и согласовываются заранее, – хотя отмахнулись от него так быстро, что девушка заподозрила: такой исход вовсе не повод для смеха. Тем не менее они вполне допускали, что некоторые из членов Совета останутся в своих креслах. По мнению Шириам, такой поступок следовало воспринимать всего лишь как жест, вызванный желанием подчеркнуть важность происходящего. Это вовсе не отказ: оставшись сидеть, восседающие тем самым заявляли, что отнюдь не будут собачками, готовыми вставать на задние лапки по первому же слову. Эгвейн, глядя на суровое лицо Романды и на не менее строгое лицо Лилейн, уже ни в чем не была уверена. К тому же ей говорили, что таких, скорей всего, будет трое или четверо.

Тем временем все поднявшиеся женщины, ни слова не сказав, вновь уселись на свои места. Все молчали, но Эгвейн и без того знала, что надо делать. Оцепенение спало.

Поднявшись, она направилась к ближайшей из оставшихся сидеть – остролицей Зеленой сестре по имени Самалин. Как только Эгвейн преклонила колени, рядом с ней опустилась на колени и Шириам, с широким тазом в руках. Поверхность воды была подернута рябью. В отличие от Эгвейн, лицо которой блестело от пота, кожа Шириам была совершенно сухой – но руки ее дрожали. Морврин встала на колени с другой стороны и вручила Эгвейн мокрую тряпицу. Мирелле ждала рядом с перекинутыми через руку полотенцами. Почему-то она выглядела сердитой.

– Прошу позволить мне служить, – промолвила Эгвейн.

Глядя прямо перед собой, Самалин подняла юбку до колен. Ноги ее были босы. Омыв их с помощью влажной тряпицы и насухо вытерев полотенцем, Эгвейн перешла к следующей Зеленой, пухленькой женщине по имени Майлинд. Шириам с компанией заставили Эгвейн выучить наизусть имена всех восседающих.