– Ладно, малыши! – сказал он, наклоняясь и заглядывая каждому в лицо. – Пойдете ко мне домой! На столе уже, наверное, стоят сливки с медом, белый хлеб и масло. И Золотая Ягодка ждет. На вопросы я вам за ужином отвечу, а сейчас – скорей за мной! Наступает вечер!
Он подхватил с земли свои лилии, махнул рукой, приглашая следовать за ним, и, пританцовывая и подпрыгивая, помчался по тропе к востоку, громко распевая что-то совершенно нелепое.
Удивленные до бесконечности и несказанно обрадованные, хоббиты без единого слова побежали за ним. Но куда им было с ним тягаться! Том вскоре исчез, песня его слышалась все тише и дальше. Но вдруг его голос снова приблизился, раздалось громогласное «Эй-гей!» и продолжение песни:
Больше хоббиты ничего не услышали. Почти сразу же солнце скатилось за деревья. Они представили, как оно сейчас бросает косые лучи на реку Брендидуин, как одно за другим освещаются окна Бакбурга. А здесь перед ними ложились длинные тени, над тропой нависали темные ветки, по сторонам встали грозные стволы. Белый туман колебался над рекой, запутываясь в корнях прибрежных деревьев. Прямо от земли у них под ногами поднимался пар. Сумерки сгущались.
Они с трудом угадывали тропу и очень устали. Ноги словно свинцом налились. Непонятные вкрадчивые звуки слышались из кустов и камышей со всех сторон. А когда они поднимали глаза вверх, к бледному вечернему небу, то видели странные рожи, которые кривились в темных ветках и усмехались им с крайних деревьев мрачного Леса. Им начинало казаться, что все вокруг ненастоящее и они, спотыкаясь, бредут в зловещем сне, после которого не наступит пробуждение.
Ноги почти перестали их слушаться, когда они заметили, что земля под ними потихоньку поднимается. Река замурлыкала, зажурчала по камням, и они различили в темноте белую пену маленького водопадика. Деревья внезапно кончились, туман прорвался. Они вышли из леса на широкий луг. Речка здесь превратилась в веселый тонкий ручеек, который поблескивал под звездами, уже высыпавшими на небосвод.
Трава под ногами стала мягкой и короткой, словно ее подстригали. Позади деревья и кусты на окраине Леса стояли очень ровно, как подрезанные ножницами. Дорожка была уже гладкой, ровной, обложенной камнями по сторонам. Она вилась улиткой на горку. Там на серебристой под звездным сиянием траве стоял дом с освещенными окнами. Тропка еще раз нырнула вниз, потом весело побежала вверх по склону, где им навстречу уже открывалась дверь, выпуская в ночь приветливый свет. Это был дом Тома Бомбадила.
За ним серым гребнем вставала невысокая обнаженная вершина, а дальше – темные силуэты Могильников на фоне ночного неба на востоке.
Все поспешили вперед, хоббиты и пони. Половина усталости прошла, половины страхов как не бывало. Из дома выкатилась песня:
А потом прозвенел другой голос, чистый, юный и вечный, как весна, как радостно поющая вода в горах, сбежавшая в ночь из яркого утра, серебром им навстречу:
Под эту песню хоббиты встали на пороге, и золотой свет облил их.
Глава седьмая. В доме Тома Бомбадила
Четыре хоббита перешагнули широкий каменный порог и остановились, хлопая глазами, – они попали в залитую светом длинную комнату. Несколько ламп свисало с потолочных балок, а на темном полированном столе горело множество высоких желтых свечей.