— Ладно! — сказал Пин. — Ты сам-то не подкачай! Не потеряйся, смотри, и учти, что внутри безопаснее!
В зале собрался самый разный и самый пёстрый народ, — Фродо разглядел это, когда глаза его привыкли к тамошнему свету, чтобы не сказать полутьме. Освещение шло в основном от жарко пылающего бревна в камине, а три лампы, свисавшие с балок, тонули в табачном дыму. Барлиман Буттербур, стоя у огня, разговаривал одновременно с парой гномов и двумя людьми странного вида. На скамьях сидели вперемешку пригоряне, местные хоббиты, оживлённо болтавшие друг с другом, несколько гномов и ещё всякие, в дыму не разобрать.
При виде хоббитанских хоббитов пригоряне захлопали в ладоши и радостно загомонили. Чужаки, особенно те, что с Неторного тракта, оглядели их с головы до ног. Хозяину не терпелось представить пригорянам новоприбывших гостей, а тех — этим: так не терпелось, что хоббитов просто огорошил перечень имён. У пригорян фамилии были всё больше растительные, непривычные: Тростняк, Козолист, Верескор, Яблокс, Чертополокс, Осинник (или вызывали съедобные ассоциации, как Буттербур). Здешние хоббиты не отставали. Самое распространенное имя у них было Полынкинс. Однако имелись и обычные Норкинсы, Барсуксы, Прорытвинсы, Запескунсы и Долгоноры, наверняка не без родни в Хоббитании. Оказались и Накручинсы из Столбов: они живо смекнули, что Фродо не иначе как их новоявленный дядюшка!
Дружелюбие здешних хоббитов мешалось с любопытством, и вскоре Фродо понял, что без объяснений не обойдёшься. Он сказал, что интересуется историей и географией (все закивали, хотя слова были диковинные), что собирается писать книгу (изумлённое молчание было ему ответом), что он и его друзья собирают сведения о хоббитах, живущих за пределами Шира, особенно о восточных хоббитах.
Все наперебой загалдели; если бы Фродо в самом деле собирался писать книгу и если бы у него была сотня ушей, он бы за несколько минут набрал материалу на десяток глав. Мало того, ему посоветовали обратиться к таким-то и таким-то, начиная "хоть бы с того же Буттербура". Потом стало ясно, что сию минуту Фродо ничего писать не будет; тогда хоббиты снова принялись выспрашивать о хоббитанских делах. Фродо не проявил особого желания общаться, и скоро оказался в одиночестве — сидел в уголочке, смотрел да слушал.
Люди и гномы обсуждали события в дальних краях и обменивались новостями — в общем-то, всем известными. На юге, там, откуда пришли люди с Неторного тракта, было неспокойно, и они искали новых мест. Пригоряне сочувствовали, но явно надеялись, что эти поиски обойдут их стороной. Один из пришельцев, косоглазый и неприятный, предсказывал в ближайшем будущем нашествие с юго-востока.
— И если им не отыщется места, они найдут его сами. Жить-то надо, и не только иным прочим!
Сказано это было нарочито громко, и местные обменялись тревожными взглядами.
Хоббиты разговаривали между собой: людские заботы их не слишком тревожили. Норы или даже домики хоббитов Большому народу ни к чему. Все сгрудились вокруг Сэма и Пина, а те разливались соловьями, особенно Пин — за каждой его фразой следовал взрыв хохота. Он уже успел рассказать, как рухнула крыша Залы в Михелевых норках. Вилли Белолапа, Старосту, самого дородного хоббита в Западном уделе, засыпало известью, и он выбрался оттуда, словно пудинг в сахарной пудре. Но кое-какие вопросы обеспокоили Фродо. Один житель Бри, который, по-видимому, несколько раз бывал в Шире, всё допытывался, где это там проживают Накручинсы, да чьи они родственники.
Вдруг Фродо заметил, что даже по местным меркам странный, суровый человек в поношенной одежде, сидя в полумраке у стены за кружкой пива, внимательно прислушивается к беззаботной болтовне хоббитов. Он курил длинную трубку необычной формы, устало вытянув под столом ноги в охотничьих сапогах отличной кожи и хорошо сидящих, но видавших виды и обляпанных грязью. Старый, покрытый пятнами тёмно-зелёный плащ он даже не распахнул и, несмотря на жару, не снял капюшон. Капюшон затенял лицо, но было видно, как поблескивают глаза: он наблюдал за хоббитами.
— Это кто? — спросил Фродо, улучив случай перешепнуться с хозяином. — Представлен, кажется, не был?
— Этот-то? — шёпотом же отвечал хозяин, скосив глаз и не поворачивая головы. — Да как вам сказать. Непонятный народ, бродяги, — мы их для смеху Следопытами прозвали. Он и слово-то редко обронит, но вообще ему есть о чём порассказать. Пропадёт на месяц, если не на год — а потом на тебе, тут как тут, сидит пиво пьёт. Весной он частенько здесь бывал, потом пропал — и вот опять объявился. Не знаю, как его на самом деле зовут, а у нас называют Бродяжником. Носится, как жук, на своих длинных ходулях, и никогда никому не объясняет, к чему такая спешка. Но, как мы говариваем в Бри, "запад да восток — не свой уголок", имея в виду, прошу прощения, Хоббитанию и Следопытов. Странно, однако же, что вы про него спросили. — Но тут мистера Буттербура позвали — у кого-то кончилось пиво, — и последние его слова остались без объяснений.