Властелин рек

— Я уж думала, не увижу вас… А детишки какие уж большие! Внучки мои! Живите у меня, детки! Живите! Одна я в доме осталась, одна!

— А сыновья? Женились? — спросил Архип, заглядывая через изгородь на свой бывший дом, где жил теперь один из сыновей Матрены.

— Младший, Гришка, женился. Уж сына народили зимою! А старший, Леонтий, в иконописцы податься решил, уж года полтора как уехал в Казань учиться сему ремеслу! Вы заходите! Заходите!

Вступали в хату, и Анна жадно оглядывала все с трепетным чувством — спустя столько лет она наконец дома, пусть и не в родном, где живет Гриша с семьей, но все же. И безвозвратно ушедшее прошлое в каждой мелочи — в старом столе у окна, в потемневших от времени иконах, в стоявшей на полках глиняной посуде, в накрытом тряпьем древнем сундуке… Словно ничего не изменилось за прошедшие годы…

— Воевода-то у нас иной! Того отправили куда-то в дальние края. Говорят, сам бежал, чуть не попался на воровстве! — доложила Матрена, поминая о непростых отношениях Архипа с прошлым воеводой.

— Да пёс с ним, — махнул рукой Архип.

— В дом зайдешь к себе? — осторожно спросила Матрена. — Гришка рад будет принять тебя…

— Нет. Не хочу, — жестко ответил Архип, отворотив лицо.

Отмывшись в бане, сели вечерять. Пришли Гришка с молодой женой и мирно спящим на руках младенцем.

— Семеном назвали! В честь брата, доложил Гришка и опустил глаза. Анна почуяла, как заныла внутри старая рана, давно затянувшаяся, но все еще причинявшая тупую, тянущую боль. После измены Михайлы часто вспоминала она погибшего жениха своего и гадала, какой бы была ее семейная жизнь с ним. Наверняка не пришлось бы ей пережить всего того ужаса, что испытала она за последний год…

Выпили, помянули покойных, со смехом вспоминали минувшие годы, сейчас почему-то казавшиеся беззаботными, легкими и счастливыми. Когда заговорили о Белянке, тягостное молчание нависло над столом. По лицу Анны текли слезы, Матрена уголком платка утирала глаза; сдвинув брови, сидел Архип, глядя в темное мутное окно. И лишь Матвей и Васенька дразнили друг друга украдкой, не в силах пока разделить со всеми общую скорбь по незнакомой им бабушке Белянке…

Когда гости ушли и Анна начала убирать со стола, Матрена спросила шепотом Архипа:

— Ты сам как? Надолго?

— Утром уеду. В Смоленск надобно, — покачал головой Архип.

— Стало быть, ратиться идешь? — упавшим голосом произнесла Матрена.

— Стало быть, так…

— И на кого ты Аннушку с внуками оставляешь? Может, останешься? Нужен ты им… На Анне лица нет, худо ей… И ты уйдешь…

— То решено уж, — твердо отверг Архип, — потому и привез к тебе. Ты уж позаботься. Я Михайле отправлю послание в Псков. Расскажу и о литовском набеге, хотя он уж знает наверняка… И о том, что Анну с детьми к тебе направил… Приеду, как смогу… Да и тебе на земле работать — подмога…

Матрена глядела на него с печалью, смахнула со стола невидимые пылинки.

— Не могу тут находиться. Душит словно, — молвил он шепотом и пятерней грубо потер свое лицо. — Не могу!

— Да я вижу. Ты будто с того света вернулся. Постарел, — покачала головой Матрена. — Токмо береги уж себя, слышишь? Ради детей…

Архип, не поднимая взора, кивнул, затем, вставая из-за стола, с теплотой и благодарностью огладил плечо Матрены.

— Не благодари, — улыбнулась она, — вы ж родные мне все. Ведаю, ежели бы с моими детьми была какая беда, и ты, и Белянка бы не отвернулись. Последнее бы отдали.

Когда Архип, повесив голову, направился в закут за печью, где ему было постелено, Матрена поглядела с болью ему вслед и проговорила едва слышно:

— Бедный… Что ж ты его так рано покинула-то? На кого оставила? Мучается… Ты уж береги его. Береги…

ГЛАВА 3

Снова заседает Боярская дума, снова в спорах первейших лиц государства судьба страны, которая, как многим уже тогда казалось, никак не выстоит в плотном кольце врагов. Тем более, когда их становится все больше. Сама дума же с каждым годом редела нещадно — бояре либо стояли по городам, либо гибли в сражениях, и теперь среди старейших членов думы остались лишь Иван Мстиславский, Никита Захарьин и Василий Юрьевич Голицын. Иные недавно заполучили боярское звание — это бывший опричник Федор Михайлович Трубецкой и любимцы государя — Богдан Вельский, Дмитрий и Борис Годуновы. Уже с трудом верилось, что незадолго до введения опричнины, более пятнадцати лет назад, в думе заседало сорок четыре боярина и тринадцать окольничих!