Властелин рек

Архип разглядывая издалека богатые перстни и посохи бояр, взглянул мельком на государя, и его разом словно плетью обожгло — Иоанн, сидя на троне, взирал прямо на него, пристально, тяжело.

«Узнал!» — мелькнула тут же мысль в голове Архипа, но он не стал отводить взгляда от Иоанна, но взирал на него без страха и трепета. Перед глазами Архипа оживало прошлое: плач сестры, кою юный государь насилует в хлеву у него на виду, бунт черни во время пожара в Москве, и рука Архипа ударом топора лишает жизни Юрия Глинского, родного дядю Иоанна… Всю жизнь Архип уходил от мест, где мог настигнуть или увидеть его Иоанн, и каждый раз государева властная длань меняла жизнь и судьбу Архипа. Архип думал всегда, что ненавидит его, потому об Иоанне он толком никогда не говорил, не обсуждая ни с кем ни государственных дел, ни самого Иоанна. Отправляясь в это посольство, Архип думал только о том, что так будет легче покинуть казаков, он был уверен, что Иоанн его не увидит и, уж тем более, не узнает. Но он узнал! Узнал!

— Благодарю вас за верную службу, — переведя взгляд на Черкаса, молвил государь. — Иван Кольцо, случаем, не тот атаман, который проказничал на Ногайской земле и приговорен к плахе?

— Видать, он и есть, государь, — замявшись, ответил Черкас, разводя руками.

«Неужели узнал?» — продолжал думать Архип, но Иоанн больше не взглянул на него — он слушал переговоры бояр с казаками. Думцы расспрашивали их о пути в Сибирь, о силе Кучума, а Черкас с упоением рассказывал им о пленении Ермаком царевича Маметкула:

— Маметкул, сыновец Кучума, молвил, что его предали соратники хана. Многие завидовали его силе и славе при дворе Кучума. Они, почитай, и сдали его Ермаку, думая, видимо, что атаман убьет Маметкула. Но он — почетный пленник, атаман с должным уважением обращается с Маметкулом, как с дорогим гостем!

— Передайте атаманам своим, дабы Маметкула доставили в Москву в целости, — приказал тут же Иоанн.

— Еще, государь, дозволь передать тебе просьбу атаманов наших, — продолжал Черкас. — В боях потеряли мы многих товарищей, мало осталось той силы, что возможет победить до конца сибирского хана. Исстрадались мы от холодов минувшей зимой, корма не всегда хватает, голодаем порой… Прислал бы ты, нам, государь, войска твоего, мы бы Кучума тотчас разбили! А вместе с ними прислал бы ты, государь, корма какого да одежи теплой.

— Ты сказал только что, мол, зимнего пути в Сибирь нет, верно? — вопросил Иоанн, сложив руки на толстом брюхе своем. — Стало быть, весною отправим людей с кормом и одеждою, о том прикажу сегодня же. А еще велю каждого из вас наградить на память золотыми монетами, а атаманам вашим доблестным жалую прощение свое во всех их грехах, в коих повинны они предо мною и державою — в остальном Господь их судить будет. Также жалую им шубы с царского плеча за верную службу.

Казаки гурьбой повалились на колени, благодаря Иоанна, поклонился и Архип, но лишь для того, чтобы опустить голову и не видеть на себе вновь пристального цепкого взгляда государя. А когда все же поднял глаза на мгновение, показалось Архипу (или нет?!), что государь, взглянув на него мельком, едва заметно ему кивнул. Архип тут же опустил лицо…

Как покидали казаки дворец, унося с собою подарки и награды, Архип и не помнил. Лишь потом, выйдя на свежий воздух, тряхнул головой, прогоняя видения прошлого. А казаки разочарованно обсуждали, что им тотчас не дали ни корма, ни людей.

— С чем же вы вернемся к атаману? Что скажем ему? — вопрошали мужики.

— То и скажем — сидеть нам до весны, ждать подмогу, — ответил Черкас и сплюнул себе под ноги. Архип стоял позади него, опустив голову. Ныне все для него поменялось — ежели нет подкрепления, и казаки на всю зиму останутся с малыми силами, то об отъезде Архипа не может быть и речи! Сейчас там каждый человек на счету, и покинуть отряд было бы непростительным предательством. Раздумал он уходить. Стало быть, для него сейчас была лишь одна дорога — в Сибирь, в стан Ермака Тимофеевича.

Без перезвона колоколов и всенародного ликования завоеватели Сибири вновь покидали Москву, так же тихо и незаметно для всех, как и появились здесь…

А тем временем начались переговоры с английским послом Боусом — сейчас это было для государя важнее, чем занятая малым казачьим отрядом Сибирь, за которую еще долго придется сражаться…

Никита Романович Захарьин, возглавлявший переговоры, сразу понял, что англичанин тянет время, уклоняясь от прямых высказываний насчет военного союза — он настаивал, дабы Иоанн и Баторий с помощью переговоров разрешили свою вражду. «Ждет полномочий от королевы, видать» — подумал боярин. Когда Иоанну пересказывали подробности переговоров, государь ярился:

— Снова меня она обвести пытается! Лишь на словах хочет быть в союзе с нами, а на деле — шиш! Жмите его! Уступит!

Что касается брака с Марией Гастингс, Боус говорил, разводя руками:

— К великому сожалению, незадолго до моего отъезда из Англии принцесса впала в сильнейшее расстройство здоровья и телесных сил, да такое, что надежд на выздоровление совсем нет.