Властелин замка

Филипп и Женевьева были уже там. Оба они по-видимому были в подавленном настроении. На Женевьеве было серое шелковое платье с кружевным воротником; волосы ее были завязаны сзади розовым шелковым бантом. Выглядела она почти скромной и совсем не похожей на ту девочку, с которой я встречалась раньше. Филипп в вечернем костюме был еще элегантнее, чем при нашей первой встрече, и, казалось, был искренне рад видеть меня.

Он радостно улыбнулся:

— Добрый вечер, мадемуазель Лоусон. — Я ответила на его приветствие, и это было немного похоже на тайный дружеский заговор.

Женевьева сделала неуклюжий реверанс.

— Полагаю, вы сегодня были очень заняты в галерее, — сказал Филипп.

Я подтвердила его предположение и объяснила, что перед тем, как приступать к столь тонкому делу, как реставрация картин, необходимо провести тщательную проверку.

— Это, должно быть, очень увлекательно, — сказал он. — Надеюсь, вы добьетесь успеха.

Я была уверена в искренности его слов, но во время разговора он прислушивался, не идет ли граф.

Он появился ровно в восемь, и мы заняли места за столом — граф во главе его, я по правую руку от него, Женевьева по левую, а Филипп напротив. Тут же подали суп, а граф тем временем расспрашивал о моих успехах в галерее.

Я повторила ему то, что уже рассказала Филиппу о начале реставрационных работ, но он выразил больший интерес — то ли от того, что действительно беспокоился о своих картинах, то ли просто из вежливости — это осталось для меня загадкой.

Я сообщила ему, что собираюсь сначала обработать картину водой с мылом, чтобы снять поверхностную грязь.

Глаза его весело заблестели.

— Я слышал об этом. Воду нужно наливать в специальный горшок, а мыло должно быть сварено в новолуние.

— Мы больше не руководствуемся подобными суевериями, — ответила я.

— Так вы не суеверны, мадемуазель?

— Не больше, чем все современные люди.

— О, и в наше время многие страдают этим пережитком. Но я уверен, что вы слишком практичны, чтобы иметь такие причуды, даже в этом доме. У нас в замке были люди, — его взгляд обратился к Женевьеве, которая, казалось, съежилась на своем стуле, — гувернантки, так они просто отказывались работать здесь. Некоторые из них заявляли, что в замке водятся привидения; другие уезжали безо всяких объяснений. Что-то здесь было для них невыносимо... или мой замок, или моя дочь.

В его глазах, когда они задерживались на Женевьеве, было холодное отвращение, и я ощущала, как во мне поднимается волна возмущения. Он был из тех мужчин, которым нужны жертвы. Он пытался изводить меня в галерее, теперь пришел черед Женевьевы. Со мной это было по-другому. Я была виновата — приехала под фальшивым предлогом — и к тому же могла постоять за себя. Но ребенок... а Женевьева совсем юная и такая нервная, взвинченная! И при этом он не сказал ничего особенного. Язвительность чувствовалась в самой манере общения. И это тоже не было неожиданностью. Женевьева боялась его. И Филипп, впрочем, как и все в этом доме.

— Если говорить о суевериях, — поспешила я на выручку к Женевьеве, — то в таком месте, как это, есть где разгуляться воображению. Тем не менее, нам с отцом приходилось останавливаться во многих очень старинных домах, но я ни разу не встречала там ни одного привидения.

— Может быть, английские привидения ведут себя более скромно, чем французские? Они не появляются без приглашения, и это значит, что они посещают лишь тех, кто их боится. Впрочем, я могу и ошибаться.

Я вспыхнула:

— Наверняка их манеры соответствуют времени, в котором они жили, а этикет во Франции всегда был более строгим, чем в Англии.

— Вы, как всегда, правы, мадемуазель Лоусон. Являться без приглашения более характерно для англичан. Поэтому в этом замке вы в безопасности... при условии, что не пригласите сюда посторонних.

Филипп слушал очень внимательно, Женевьева — с некоторой опаской, я осмелилась завязать беседу с ее отцом.

После супа подали рыбу, и граф поднял свой бокал:

— Я надеюсь, это вино вам понравится, мадемуазель Лоусон — оно из нашего винограда. Вы так же хорошо разбираетесь в винах, как и в картинах?

— Мои познания об этом предмете ничтожно малы.

— Я думаю, во время вашего пребывания здесь вы узнаете о нем довольно много. Виноделие часто является главной темой бесед. Надеюсь, вам это не наскучит.

— Я уверена, мне это будет очень интересно. Всегда приятно узнавать что-то новое.

В уголках его рта появилась улыбка. Конечно — рассуждаю, как гувернантка! Ну что же, если мне когда-нибудь придется заняться этой работой, у меня есть все необходимые для этого качества.

Филипп заговорил весьма нерешительно:

— С какой картины вы начали, мадемуазель Лоусон?

— Портрет работы прошлого столетия — середина, я думаю. Я отношу его примерно к тысяча семьсот сороковому году.

— Видите, кузен, — сказал граф, — мадемуазель Лоусон настоящий специалист. Она любит картины. Она упрекала меня в пренебрежении ими, как будто я — не справившийся со своими обязанностями родитель.

Женевьева смущенно смотрела в свою тарелку. Граф обратился к ней: