Властелин замка

Я заметила надпись, выцарапанную на окрашенной краской стене. Вглядевшись, я прочла: «Онорина, узница».

Значит, я права — это действительно тюрьма. Женщину держали против ее воли, как и тех, кто томился в темницах замка.

На лестнице раздались тяжелые медленные шаги. Я стояла очень тихо и ждала. Это явно не шаги Женевьевы.

За дверью кто-то стоял. Я отчетливо слышала чье-то дыхание. Быстро подойдя к двери, я распахнула ее.

Женщина смотрела на меня, будто не веря своим глазам.

— Мадемуазель! — воскликнула она.

— Я искала Женевьеву, мадам Лабисс, — сказала я ей.

— Я услышала, что кто-то ходит здесь, наверху. Я хотела... Вас ждут внизу. Конец очень близок.

— А Женевьева?

— Она, наверное, прячется где-нибудь в саду.

— Я понимаю ее, — сказала я. — Молодые не хотят видеть смерть. Я подумала, что найду ее в детской, которая была, должно быть, здесь.

— Детская ниже.

— А это...?

— Это была комната бабушки Женевьевы.

Я взглянула на окно с решеткой.

— Я ухаживала за ней, пока она не умерла, — сказала мадам Лабисс.

— Она была больна?

Мадам Лабисс холодно кивнула. Вы слишком любопытны — словно говорила она мне. В прошлом она не выдавала секретов, потому что ей за это хорошо платили; теперь она не собиралась рисковать своим будущим, выбалтывая их.

— Мадемуазель Женевьевы здесь нет, — сказала она и, повернувшись, вышла из комнаты. Мне ничего другого не оставалось, как последовать за ней.

Она оказалась права — Женевьева пряталась в саду. Только после того, как дед ее умер, она вернулась в дом.

Все семейство поехало в Каррфур на пышные похороны. Я осталась в замке. Нуну тоже не ездила; у нее случился приступ мигрени, а в таких случаях она ни на что не была способна. Я догадалась, что это событие пробудило в ней слишком много болезненных воспоминаний.

Женевьева ехала в одном экипаже с отцом, Филиппом и Клод; и когда они отбыли, я пошла проведать Нуну.

Нашла я ее, как и предполагала, в полном здравии; я спросила, можно ли мне остаться и побеседовать с ней.

Она ответила, что рада моему обществу, я сварила кофе и мы с ней присели.

Тема Каррфура и прошлой жизни одновременно и притягивала и пугала ее.

— Мне кажется, Женевьева не испытывала большого желания ехать на похороны, — сказала я.

Она покачала головой:

— Было бы хорошо, если бы ей не пришлось это делать.

Мы печально посмотрели друг на друга. Мне хотелось сказать ей, что притворством мы ничего не добьемся.

— Когда в последний раз я была в этом доме, я видела комнату ее бабушки. Очень странная комната. Похожа на тюрьму. Она, видимо, это тоже чувствовала.

— Откуда вы знаете? — удивленно спросила она.

— Она сама это сказала. Глаза ее округлились от ужаса:

— Она... сказала вам... Как...

Я покачала головой:

Не пугайтесь — она не восстала из мертвых. Она написала на стене, что она — узница. Я видела надпись. Ее действительно держали там против воли? Вы должны знать. Вы там были.

— Она была больна. Ей приходилось все время быть в этой комнате.

— Странная комната для больной... на самом верху дома. Прислуге, должно быть, трудно было... подавать все наверх.

— Вы очень практичны, мисс: о таких вещах думаете.

— Думаю, что и слуги были того же мнения. Но почему она считала себя узницей? Ей не разрешалось выходить?

— Говорю вам: она была больна.

— Больные — не заключенные. Нуну, расскажите мне обо всем. Я чувствую, что это важно... для Женевьевы.

— Как это? На что вы намекаете, мисс?

— Говорят, понять все — значит, узнать все. Я хочу помочь Женевьеве. Я хочу сделать ее счастливой. Она получила странное воспитание. Дом, где жила ее мать, этот замок... и все, что произошло. Вы должны понимать, что все это могло повлиять на ребенка... на такого впечатлительного, нервного ребенка. Я хочу, чтобы вы дали мне возможность помочь ей.

— Я сделаю все на свете, лишь бы помочь ей.

— Умоляю, расскажите мне все, что вам известно, Нуну.

— Но я ничего не знаю... ничего...

— Но ведь Франсуаза вела дневники? Вы не все их мне показывали.

— Они не предназначены для чужих глаз.

— Нуну... ведь есть же другие... более откровенные...? Она вздохнула, и сняв ключ со связки на поясе, открыла шкаф.

Выбрав тетрадь, она подала ее мне. Я заметила, откуда она брала ее. Там была еще одна, последняя в ряду, и я надеялась, что она мне ее тоже даст, но она этого не сделала.

— Возьмите ее и прочтите, — сказала она. — И сразу же принесите обратно. Обещайте, что никому не покажете.

Я обещала.

Теперь мне много стало ясно: Франсуаза жила в великом страхе. Она боялась своего мужа. Читая дневник, я не могла избавиться от чувства, что, не имея на то права, заглядываю в мысли и в сердце умершей женщины. Но в этом был замешан он. Что бы он обо мне подумал, если бы узнал, чем я занимаюсь?

И все же я должна дочитать. С каждым днем, проведенным мною в замке, распутать эту загадку становилось для меня делом жизни и смерти.