На следующий день я сделала такое открытие, что почти забыла о своем желании прочесть таинственную тетрадь. Я терпеливо работала над стеной, чрезвычайно осторожно счищая слои побелки тонким ножиком из слоновой кости, пока под моими пальцами не блеснула... краска! От волнения сердце мое гулко забилось, руки задрожали. Я с огромным трудом подавила желание лихорадочно работать дальше. Я не осмеливалась, так как была слишком взволнована, и не могла доверять себе. Если действительно я была на грани открытия стенной росписи — а я считала это вполне возможным — рука моя должна быть совершенно твердой; нужно было унять это безумное волнение.
Я отступила на несколько шагов, не отрывая взгляда от того чудесного места, где видна была краска. Ее покрывала пленка, которую возможно, трудно будет удалить, поэтому рано было судить об истинном цвете росписи. Но она была... я в этом не сомневалась.
Я не хотела ничего говорить, пока не удостоверюсь в ценности открытия.
В течение последующих дней я лихорадочно работала, и понемногу открывая роспись, я все больше убеждалась в том, что это настоящее произведение искусства.
Конечно, первым об этом услышать должен граф, и однажды утром, оставив инструменты в галерее, я отправилась в библиотеку в надежде найти его там. Однако его там не оказалось и, как и раньше, я позвонила; появился слуга — я попросила его передать господину графу, что хотела бы срочно поговорить с ним в галерее.
Мне сказали, что за несколько минут до этого он направился в конюшню.
— Пожалуйста, пойдите и скажите ему, что я хочу видеть его незамедлительно. Это очень важно.
Оставшись одна, я засомневалась, не проявила ли излишнюю дерзость. В конце концов, он может счесть, что такая новость могла бы подождать более подходящего момента. Может быть, он не разделит моего волнения. Но этого не может быть — убеждала я себя. В конце концов, в его доме обнаружилось еще одно произведение искусства.
Я услышала его голос в холле; дверь в библиотеку распахнулась: он стоял на пороге, глядя на меня с некоторым удивлением. Одет он был для верховой прогулки и, очевидно, пришел прямо из конюшни.
— В чем дело? — спросил он; в этот момент я поняла, что он ожидал услышать, что что-то случилось с Женевьевой.
— Я сделала важное открытие! Не могли бы вы сейчас пойти и посмотреть? Под слоями извести мне удалось обнаружить роспись... она, несомненно, представляет большую ценность.
— О, — сказал он, слегка улыбнувшись, — Конечно, я с удовольствием взгляну на этот шедевр.
— Я, видимо, нарушила ваши планы...
— Дорогая мадемуазель Лоусон, такое замечательное открытие превыше всего.
Я повела его в маленькую комнатку на выходе из галереи: фреска была там — видна была лишь небольшая ее часть — без сомнения, рука, лежавшая на бархате, пальцы и запястье украшены драгоценными камнями.
— Сейчас она несколько затемнена, требуется специальная обработка. Это портрет, и судя по тому, как положены краски... и искусно переданы складки бархата... работа настоящего мастера.
— Итак, такова оценка эксперта?
— Разве она не прекрасна?
Он взглянул мне в лицо и, улыбаясь, произнес: — Просто великолепна.
Я почувствовала себя уверенно. Я была убеждена, что под слоями извести было нечто удивительное, и мои многочасовые усилия не пропали даром.
— Конечно, не слишком много видно... — продолжал он.
— Но все же я ее нашла. Теперь мне нужно держать себя в руках, не слишком волноваться, не проявлять нетерпения. Безумно хочется увидеть все остальное, но работать нужно очень осторожно, стараясь никоим образом ее не повредить.
Он положил руку на мое плечо:
— Я очень благодарен вам.
— Надеюсь, теперь вы не жалеете, что доверили свои
картины женщине.
— Я быстро понял, что вы женщина, которой можно многое доверить.
Рука его слегка сжала мое плечо; блеск его глаз, радость открытия пьянили меня. Это было счастливейшее мгновение моей жизни.
— Лотер! — Клод хмурясь смотрела на нас, — Что случилось? Вы были внизу... а потом вдруг исчезли.
Его рука соскользнула с моего плеча, он обернулся:
— Мне передали новость, — сказал он. — Мадемуазель Лоусон сделала замечательное открытие.
— Что? — она шагнула вперед и смотрела то на него, то на меня.
— Совершенно замечательное открытие! — повторил он, глядя на меня.
— О чем вы?
— Смотрите! — сказал граф. — Она обнаружила роспись... очевидно, ценную.
— Это? Похоже на пятно краски.
— Вы так говорите, Клод, потому что не смотрите на него глазами художника. Мадемуазель Лоусон говорит, что это часть портрета кисти талантливого художника — это видно по тому, как он кладет краски.
— Вы забыли, что сегодня утром мы собирались на прогулку.
— Такого рода открытие извиняет мою забывчивость, вы согласны, мадемуазель Лоусон?
— Такие открытия случаются крайне редко, — ответила я.
— Мы уже опоздали, — сказала Клод, не глядя на меня.