Читаем Властители душ: Иисус из Назарета, Мухаммед пророк Аллаха полностью

Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? И когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак, если вы, будучи злы, имеете деяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Матф, 7,7-11, Лука, 11,9-13).

Эта связь последовательности стихов, иносказательного вопроса и примера примечательна в нескольких отношениях. В последовательности стихов Бог скрыт за грамматической формой пассив дивинум (дано будет вам…). Человек сталкивается с необходимостью такого поведения, когда он должен принимать, находить и получать открытое, причем заранее об этом не было сказано. Иносказательный вопрос показывает на примере отношений отца и сына, что даже среди людей, которые могут быть и бывают злыми, отец не будет обманывать и разочаровывать своего сына. Затем завеса отодвигается: тот, кто дает, помогает найти, открывает, без злобы, ибо он не зол, а благ к тем, кто просит, ищет, стучится, — это «Отец ваш Небесный, дающий блага просящим у него». Иисус следует традиции Израиля не употреблять без нужды имя «Бог», а давать его описательно, и он позволяет понять: безымянной основой существования является «наш Отец».

Об этом Иисус говорит и в одной из наиболее выдающихся притч, причем выдающихся также в поэтическом отношении, — об отце и двух его сыновьях. Она рассказывается во время его дискуссии с противниками и поэтому может рассматриваться в этом месте лишь в одном аспекте (Лука, 15,11–32). Отец ожидает сына, который все полученное от него растратил в распутной жизни. Ему пришлось пасти свиней, и голод свой он вынужден был утолять пищей свиней, рожками. Эту ситуацию определяют два положения иудаизма: «Проклят человек, пасущий свиней. Тот, кто ест плоды рожка, отступник». Голод заставляет его вспомнить о жизни в доме отца, против которого он погрешил, как и против неба (перифраза понятия «Бог»); ибо то, что причиняется человеку, — это вина и перед его творцом, который печется о своем создании. Не сыном, а поденщиком на дворе своего отца мечтает он стать, ибо они не знают голода. Когда сын возвращается домой, отец не остается стоять за дверьми, в соответствии с церемониалом приветствия, чтобы принять от вернувшегося коленопреклонение и целование рук, а бежит ему навстречу, заключает его в объятия и целует в щеки, — и это отец, который ведет себя по отношению к старшему сыну сурово и скупо на ласку (Лука, 15,29).

За встречей следует введение в дом как сына, а не как поденщика, отсюда не рабочая одежда, а праздничное одеяние, перстень с печатью, который удостоверяет его право вместо отца вести дела, и, наконец, сандалии, ибо идти босым — это знак величайшей нищеты. Затем следует праздник, для которого закалывают откормленного тельца. Поведение отца — это событие приближающегося Царства Божьего, отцовская власть, а в возвращающемся сыне происходит обращение, причем ожидания его будут многократно превзойдены. Любому человеку, как бы ни был он отягощен грехами и какое бы крушение ни потерпела его жизнь, Иисус дает своей речью о Боге шанс на новое начало.

Это возвещение воли Божьей человеку передаст Иисус в Нагорной проповеди. Название «Нагорная проповедь» с большой долей вероятности напоминает об историческом событии. В Израиле было не принято, чтобы учитель обучал учеников где-либо кроме учебных помещений. Поучения на горе или у моря (Лука, 6,17: проповедь у горы; Матф., 5,1: Нагорная проповедь; Марк, 4,1: проповедь у моря) являлись необычными и поражали воображение. Большая Нагорная проповедь у Матфея (5–7) является подобием того, как Моисей воспринял заповеди и закон на горе Синай, и имеет долгую предысторию в предании. Она начинается с нескольких небольших кусочков, которые обобщаются вместе с другими материалами предания в программное, подобное катехизису[18] изложение послания Иисуса в Нагорной проповеди у Матфея. Ее основанием могли послужить два момента: прославление блаженства и заповедь о любви к врагу с ее обоснованием.

Основными прославлениями блаженства являются следующие три: «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие. Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие, ибо воссмеетесь» (Лука, 6,20). Сюда могло бы относиться и четвертое прославление блаженства, как следует из сравнения между Матфеем и Лукой: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное» (Матф., 5,10–12; Лука, 6,22).

Перейти на страницу:

Все книги серии Исторические силуэты

Белые генералы
Белые генералы

 Каждый из них любил Родину и служил ей. И каждый понимал эту любовь и это служение по-своему. При жизни их имена были проклинаемы в Советской России, проводимая ими политика считалась «антинародной»... Белыми генералами вошли они в историю Деникин, Врангель, Краснов, Корнилов, Юденич.Теперь, когда гражданская война считается величайшей трагедией нашего народа, ведущие военные историки страны представили подборку очерков о наиболее известных белых генералах, талантливых военачальниках, способных администраторах, которые в начале XX века пытались повести любимую ими Россию другим путем, боролись с внешней агрессией и внутренней смутой, а когда потерпели поражение, сменили боевое оружие на перо и бумагу.Предлагаемое произведение поможет читателю объективно взглянуть на далекое прошлое нашей Родины, которое не ушло бесследно. Наоборот, многое из современной жизни напоминает нам о тех трагических и героических годах.Книга «Белые генералы» — уникальная и первая попытка объективно показать и осмыслить жизнь и деятельность выдающихся русских боевых офицеров: Деникина, Врангеля, Краснова, Корнилова, Юденича.Судьба большинства из них сложилась трагически, а помыслам не суждено было сбыться.Но авторы зовут нас не к суду истории и ее действующих лиц. Они предлагают нам понять чувства и мысли, поступки своих героев. Это необходимо всем нам, ведь история нередко повторяется.  Предисловие, главы «Краснов», «Деникин», «Врангель» — доктор исторических наук А. В. Венков. Главы «Корнилов», «Юденич» — военный историк и писатель, ведущий научный сотрудник Института военной истории Министерства обороны РФ, профессор Российской академии естественных наук, член правления Русского исторического общества, капитан 1 ранга запаса А. В. Шишов. Художник С. Царев Художественное оформление Г. Нечитайло Корректоры: Н. Пустовоитова, В. Югобашъян

Алексей Васильевич Шишов , Андрей Вадимович Венков

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары