Властители душ: Иисус из Назарета, Мухаммед пророк Аллаха

— Ни одного украшения вы не увидите на мне, пока нас угнетает скорбь нашего позора… Но корейшиты! — спокойный голос Омаяда становится резким и громким. — Тот, кто хочет, чтобы за него отомстили, должен иметь право приказывать! А посему я повелеваю: мужи Мекки, мужи Корейша! Нет сожаления по погибшим, нет праздника смерти! Не будут литься слезы, не будут петься песни в их честь! Потому что тот, кто дает волю словам боли и позволяет литься слезам, тот поддерживает этим свою боль! Мы сохраним ее, мы оставим наши раны открытыми, и лишь месть сможет заживить их!

Омаяд выходит на порог, замыкает за собой ворота святилища на замок. Испуганно люди сторонятся, когда он спускается по ступеням, и даже Ибн Могира, богатый Макзумит, тот, кто держит поводья гнедого жеребца Абу Софиана и подводит его к нему…

* * *

Несколько недель спустя по улицам Мекки ползет калека, одной ноги у него нет, с трудом тащится он от одного дома к другому. Трое его сыновей погибли в долине Бедра; и теперь у него нет никого, кто защитил бы его, никого, кто принес бы ему домой с базара фиников и хлеба.

Он проходит мимо одного дома, из которого слышатся громкие крики и плач, это женщина.

Калека останавливается и стучит кулаком в дверь. Плач стихает.

— Кто там? — спрашивает женский голос.

— Скажи мне! — кричит калека. — Скажи мне, так как я слышал, что ты сетуешь, разрешено наконец оплакивать мертвых? У меня погибло три сына, могу я наконец оплакать их?

Женщина немного приоткрыла двери:

— Я плакала, потому что сдох мой единственный верблюд и теперь у меня нет молока для меня и моего ребенка…

— Вот оно что… — произносит калека разочарованно. — Я думал, что Омаяд снял свой запрет… Ты счастливее, чем я, я еще не могу плакать. Но то, чего хочет Омаяд, должно свершиться…

И вздыхая, опершись здоровым коленом о землю, таща за собой то, что осталось от другой ноги, пополз дальше.

О Абу Софиан! О Омайя!

А если кто сделает что-нибудь благое — будь то мужчина или женщина, и он при этом верующий, — то эти войдут в рай и не будут обижены и на бороздку финиковой косточки

Коран, Сура 4, 123

Когда была закончена победоносная битва под Бедром, мусульмане почувствовали себя награжденными за свою непоколебимую веру и в первый раз увидели, какую неустрашимость может придать самому боязливому мысль о рае. В то же самое время в Медине умерла дочь пророка — Рокайя. И, таким образом, это было первое печальное событие, полученное посланником Бога, когда он возвращался из своего победного похода.

Мухаммед воспринял это легко; один ангел разрешил ему взглянуть в рай, и он увидел там Хадиджу, которая жила в серебряном дворце посреди цветущих садов. Возможно, если Бог будет милостив, то ангел отведет Рокайю к ее матери, и они станут жить там вместе, радуясь, что закончили земную жизнь.

Когда Отман предстал перед ним с перекошенным от боли лицом, Мухаммед произнес слова: «Она в раю». Мухаммед размышлял, не должен ли он осуждать Отмана. Вряд ли подобает мужчине из-за больной женщины не участвовать в битве.

Но уже самый тихий намек на упрек привел к тому, что Отман, чей дух стал из-за боли более раздражительным и вспыльчивым, стал страстно кричать, что он только из-за Рокайи исповедовал учение Мухаммеда. И не было ошибкой, что эта женщина, такая нежная, нуждающаяся в защите, созданная для уютной, спокойной жизни, не вынесла всех превратностей бегства и безродное™. Может ли пророк ему приказывать или предписывать, что он должен делать и что должен оставить? Отман был достаточно богат и не должен думать, как люди со скамьи, о добыче, он достаточно умен, чтобы быть самому себе господином, довольно знатен — дальнее родство связывало его с Абу Софианом — и мог рассчитывать на радостный прием в Мекке, если в его мозгу пробьет час возвращения на родину.

Мухаммед слушал это, и, несмотря на то, что охотно горячо возразил бы ему, он все-таки этого не сделал, так как подумал, что это сильно бы навредило распространению его учения, если бы богатый Отман от него отрекся. И так как Отман также сразу же устыдился своих слов и хотел смягчить их действие, то на полпути они, желая примириться, пошли друг другу навстречу.

Но это не удовлетворило Мухаммеда, вздыхая думал он, насколько легче провожать в рай бедных, чем богатых и знатных!