Властители льдов

В тот день они еще много говорили о предназначении, о надежде, последней их надежде на избавление от бремени вечной жизни, о том, как это важно для выживания целой расы. А я приходила все в большее замешательство. Помочь? Могу ли я помочь? Сколько времени на это уйдет? Придется работать с каждым мужчиной по отдельности, и это будет поистине титанический труд. Выправить каждый из потоков, наладить циркуляцию, потом повторная корректировка. Я не смогу исправить все за один день, что там говорить, на одного человека могут уйти месяцы работы. Но даже не это пугало меня больше всего. Что, если я исправлю все сама, а мальчики так и не будут рождаться вновь? Почему произошло именно так, что изменения коснулись мужчин? С каким видом энергии напортачил брат Брэйдана? Ошибка может быть где угодно, найти, исправить, восстановить каждую нить…

– Тяжело… – прошептала я, все так же недвижимо продолжая сидеть в гостиной, когда та опустела уже несколько часов назад.

Если даже я начну править все сейчас, и если мне поможет Тэо, сколько десятков лет это займет? Нет, даже не десятков, столетий… А если учесть, что нападения будут продолжаться, мальчики могут и не родиться, не обреку ли я целый народ своими действиями на вымирание?

Неожиданно широкая ладонь легла мне на плечо и потянула на себя. Я не сопротивлялась, потому как знала, что это мог быть только один человек сейчас. Брэйдан оставил меня в одиночестве, давая возможность подумать над сказанным старейшинами. Но, судя по всему, мое время уже истекло.

– Не стоит думать над проблемами слишком долго, от этого они лишь набирают вес, – сказал он, обнимая меня крепче и сильнее притягивая к себе.

– Боюсь, что мне не по силам эта ноша, – сказала я, кладя голову на его плечо. – Я не могу, точнее не так, как я могу пытаться все исправить, не зная, каков будет результат? Разве могу я взять на себя ответственность за чью-то судьбу…

– Разве кто-то об этом говорил? Я даже не представляю, как выглядит твой мир, каким его видишь ты, но в моем мире каждый сам несет ответственность за свой выбор. Если ты предложишь свою помощь кому-то, неужели ты думаешь, что он согласится просто потому, что ты так сказала?

– Разве это оправдание? Если ты даешь что-то, то должен понимать, будет ли это во благо или во вред…

– От понимания не всегда зависит конечный результат, – с необъяснимой горечью сказал он. – Знаешь, ведь мой брат не всегда был таким, как о нем теперь принято думать.

– Ты расскажешь мне? – тихо спросила я, но вместо ответа он лишь продолжил начатый разговор.

– Он всегда старался заботиться о людях. О тех, кто не был рожден с даром. Организация самого крупного госпиталя в стране лишь малая крупица его начинаний. Когда-то давно мы были с ним неразлучны, наши проекты, разработки, реформы – все это до сих пор работает на благо общества. «Великий ученый, талантливый политик» – вот как о нем думали тогда. Знаешь, я всегда немного завидовал ему…

– Почему?

– Потому что не мог любить людей так, как это делал мой брат. Он мог без всяких сожалений пожертвовать собственным положением ради выбранной цели или одного простого человека. Для меня же было лишь несколько таких людей, ради которых я бы пошел до конца.

– Но как же так вышло?

– Любовь, – коротко ответил он. – К нам пришла любовь.

– ?..

– Мы полюбили одну женщину. И каждый из нас отдался этому чувству, забыв про долг, про то, что мы братья, как и про то, что одна семья. Меня это чувство сделало женатым человеком, брата опустошенным и одиноким. Тогда мне казалось, что он посягает на мое счастье, я видел в нем врага, думаю, он полагал так же. Помнишь, Джодок говорил сегодня о черной лихорадке?

– Да, – с замиранием сердца ответила я, уже понимая, к чему клонит Брэйдан.

– Мое счастье, как и брак, были недолгими, Дэй. Моя жена заболела вскоре после родов. Мне удавалось поддерживать в ней жизнь довольно долго, но исход был предрешен, мы знали это оба…

– Тогда он начал свои эксперименты?

– Полагаю, что так. Но, знаешь, как бы я ни старался, я не могу винить его в этом, но и простить не могу. Разве так бывает? – он ненадолго замолчал, а потом добавил: – Вот только прощать, боюсь, мне уже некого. Того, кого я называл братом, не стало уже давно. Лишь его образ, как кривое отражение былого… И вот его-то я ненавижу больше всего на этом свете. Он напоминает мне о моих промахах, о моей утрате брата и жены, и моей вине за то, что с ним произошло. За то, что позволил ему вести сражение с болезнью в одиночку, допустил эти эксперименты, что так дорого стоили не только Северу, но и ему…