Этот день оказался наполненным горечью пережитых потерь, воспоминаний о прошлом, непроглядностью будущего. И чем гуще становились сумерки за окном, тем тяжелее давила она на плечи. Сейчас я впитывала его чувства, словно губка, поглощала его тоску, его боль, его непонимание, за что следует держаться в этом мире. Но когда он думал, что держит меня в объятиях, чувствовала, как в этой кромешной тьме загорается призрачный лучик надежды, как легче ему становится дышать просто от понимания того, что я нахожусь в руках. От этого становилось легче и мне. Наша связь, то, что произошло между нами несколько дней назад, подарили мне вот такую вот возможность ощущать его теперь. Через простое прикосновение его рук я забирала его тьму, сжигающую душу, возвращая свет в его жизнь. И неважно, что от этого я чувствовала себя такой слабой и незащищенной, что переживала всю эту боль как свою, куда важнее то, что могла дать ему взамен в этот темный час для нас обоих.
Я не помню, где закончилась реальность в этот вечер и начался сон. Казалось, я уснула в его крепких руках, а потом мне снилось, как продолжаю обнимать его. Как долго мы идем куда-то сквозь ночной лес, продолжая держать друг друга за руки. И я точно знаю, что стоит мне лишь выпустить его руку, и я уже никогда не выберусь из этих дебрей. А где-то вдалеке уже занимается рассвет, нам нужно только дойти, только успеть…
Утро началось с оглушительного стука в дверь. Испуганно распахнув глаза, я поняла, что так и проспала всю ночь на диване в гостиной. Причем, если я спала лежа, то Брэйдан уснул, сидя на полу, и до сих пор сжимал мою руку.
Стучали весьма настойчиво, что не могло не насторожить. Однако Брэйдан продолжал безмятежно посапывать, словно ничего и не происходило. Думаю, это было не просто так, поскольку, если бы за дверью оказались нежелательные визитеры, то он непременно это почувствовал.
Но когда за дверью послышался полный негодования голос:
– Открывайте! Я знаю, что вы дома! – принадлежавший одному весьма рыжему и неуемному северянину, я поняла, что если сейчас же не открыть, будет только хуже.
Легонько сжав Брэйдана за руку, тихо позвала его:
– Просыпайся.
– Не хочу, – так же тихо ответил он.
– Кельм пришел.
– Знаю, – все еще сквозь сон пробормотал он.
Сейчас лицо моего мужчины было таким расслабленным, казалось не по годам юным, что это не могло не вызвать улыбки.
– Тогда я сама открою…
– Не ходи, – буркнул он, притягивая меня за руку ближе к себе так, что наши лица оказались напротив друг друга. Брэйдан приоткрыл один глаз и, подслеповато сощурившись, улыбнулся.
– Эта рыжая заноза, чего ему надо? – хмыкнул он, нежно целуя меня в губы.
– Я никуда не уйду! – вновь раздалось снаружи. – Так и знайте!
– Иду! – крикнул Брэйдан, с явной неохотой отрываясь от моих губ.
Стоило нам открыть дверь, как перед нами открылась весьма живописная картина.
Под проливным дождем, промокший с головы до ног, стоял Кельм. Его тело била легкая дрожь, глаза лихорадочно блестели, а в руках он сжимал толстую веревку, которая в них казалась тонким шнурком. Чуть дальше от него, взирая на меня полными неподдельной тоски глазами, замер мой осел. По серой шерсти стекала вода, уши несмело повисли, и выглядел он рядом с могучей фигурой северянина, словно маленький, промокший насквозь щенок.
– Заберите эту тварь, – сквозь дрожащие зубы процедил Кельм. – Я больше не могу держать эту похотливую скотину в своем доме.
В этот момент Бэйдан резко поднял руку вверх, и над Кельмом и моим животным распахнулся невидимый глазу купол так, что дождь больше не касался их обоих.
– Что произошло? – спросила я, не зная, как сейчас поступить. Следовало, наверное, пригласить Кельма войти, но куда-то нужно было сперва препроводить моего зверька…
– Он… – крепко сжимая веревку в руках, зло сказал Кельм. – Надругался над моей девочкой!
– Что? – вопросительно изогнув смоляную бровь, переспросил Брэйдан. – Посмотри на него? – указал он взглядом на осла, который сейчас, к чести своей, выглядел весьма жалко и словно меньше. – Как ты думаешь, он способен сделать нечто подобное?
– Он… – зло сверкнув глазом, сказал Кельм. – Способен, – крепко сжав челюсти, процедил северянин. – И, знаешь, Дэй, я тебе обязан и все такое, но если моя девочка родит от этого… если моя бедная девочка… Боги, за что же это?!
– Прекрати истерику, вряд ли что-то подобное возможно, посмотри на него, – указал Брэйдан на почувствовавшего неладное осла, который отчаянно пытался пятиться назад, куда подальше от разгневанного Кельма. – Они явно разные виды.
– Это не помешало ему возжелать иное!
– Может, зайдешь? – робко спросила я, прикидывая, как бы вырвать у северянина веревку, пока он не передумал отдавать мне осла.
– Нет, – коротко ответил он. – Плохо мне. Так что берите этого охальника, а я пошел.