Властители Рима

Кому-то очень хотелось возбудить народ против императора — о грозах начинают говорить, что их сопровождают «частые как никогда удары молнии». В конце 64 года над Римом появляется комета. В свое время Октавиан Август сумел истолковать тогдашнее появление кометы как добрый знак. Тут же по Риму ползут слухи, что это «звезда-комета, которую Нерон всякий раз старался умилостивить пролитием славной крови». В невероятных рассказах, ходивших по городу, начинают фигурировать «младенцы о двух головах, найденные на улицах, и такие же детеныши животных».

Причина возникновения этих будораживших воображение римлян слухов заключалась не в атмосферных или небесных явлениях. Вскоре эта причина выяснилась. Не успели римляне забыть о раскрытом в 64 году заговоре Децима Юния Силана Торквата и посудачить о том, простил бы его император или нет, не успели пошептаться о том, кто же поджег Рим — уж не сам ли император, не успели обсудить, кому же вещают зло кометы, громы, молнии и якобы найденные где-то двуголовые младенцы и телята, как в следующем году был раскрыт новый, куда более опасный, чем все прежние, заговор. 17 апреля 65 года в Риме был раскрыт заговор, возглавляемый Гаем Кальпурнием Пизоном.

Нерон нередко принимал участие в судебных заседаниях, причем был судьей, в основном уважающим закон. Интересно, что при получении жалобы от просителя Нерон отвечал не сразу, а только на следующий день и только письменно. В ходе следствия, а большинство важных процессов проводилось перед сенатом, исследовались все qf обстоятельства и детали. При вынесении приговора судьи подавали свои предложения в письменном виде, Нерон молча внимательно читал их и лишь затем выносил свой вердикт. Если речь шла о его личных врагах, в виновности которых он был убежден, наказание могло быть весьма суровым, но Нерона отнюдь нельзя упрекнуть в том, что он карал всех без разбора. Наоборот, есть свидетельства, что по каждому из дел проводилось тщательное дознание.

В заговоре Кальпурния Пизона участвовало несколько видных царедворцев и сенаторов, а также префект претория Фений Руф и часть его офицеров. Но если в механизм вовлекается слишком уж много людей, какая-то шестеренка этого механизма обычно всегда дает сбой. Слуга одного из сенаторов донес на своего хозяина вольноотпущеннику Нерона Эпафродиту, а тот отвел доносчика к самому императору, чтобы сообщить об опасности. Нерон и возглавлявший тогда императорский сыск Тигеллин начали следствие.

Надо сказать, что одного лишь доноса тогда было недостаточно, чтобы обвинению поверили, а тем более, чтобы обвиненного подвергли пыткам. Еще ранее примкнувшая к заговорщикам некая вольноотпущенница Эпихарвда, раздраженная их нерешительностью, попыталась привлечь к заговору одного из навархов Мизенского флота Волузия Прокула. Волузий Прокул был знакомым Эпихариды и одним из тех, кому в свое время Нерон поручил убить свою мать. Эпихарида принялась убеждать Волузия Прокула, что его заслуги остались недостаточно вознаграждены, что император — человек недостойный и что «приняты меры, чтобы наказать его за угнетение государства». Вместе с тем она убеждала наварха, что он может легко отомстить Нерону, так как тот, бывая в Путеолах и Мизенах, постоянно развлекался морскими прогулками и убить его на корабле не составит труда». Имен предусмотрительная Эпихарида, правда, не называла, и, как оказалось, не зря. Волузий Прокул, вместо того чтобы принять ее предложение, доложил обо всем Нерону. Эпихариду вызвали на допрос, устроили ей очную ставку, но та все начисто отрицала. Нерон отнюдь не был жесток, и поскольку других свидетелей, которые могли бы подтвердить или опровергнуть обвинение, не было, Эпихариду не стали даже пытать, однако на всякий случай оставили под стражей.

Эпихарида хранила молчание, однако в заговор было вовлечено слишком много людей. Один из них предпочел донести. О заговоре Пизона властям доложил вольноотпущенник заговорщика Флавия Сцевина, некий Милих, коему тот поручил наточить свой кинжал, которым и собирался нанести первый удар императору. Но, в отличие от случая с Эпихаридой и Волузием Прокулом, здесь следствию было за что ухватиться. Милиха подтолкнула к предательству жена, доказывавшая ему, что «многие вольноотпущенники и рабы видели то же, что видел он; молчание одного ничему не поможет, между тем награду получит тот, кто опередит доносом остальных». В тот вечер Флавий Сцевин долго беседовал с другим заговорщиком — Антонием Наталом, придя домой, составил и запечатал новое завещание, а перед тем как поручить Милиху наточить кинжал, «устроил более обильное, чем обычно, пиршество и наиболее любимым рабам дал свободу, а остальных одарил деньгами».