Агриппина присмирела лишь ненадолго, оставшись единственным человеком, которого Нерону все же не удалось полностью унять, — «никакой щедростью он не мог успокоить гнев матери. Она расточала заботы и ласку Октавии, часто устраивала тайные совещания с друзьями и с жадностью, превосходившей ее страсть к стяжательству, где только могла, добывала деньги, как бы предвидя, что они ей вскоре понадобятся; она обходительно принимала трибунов и центурионов, окружала почетом уцелевших представителей старой знати, превознося их славные имена и доблесть, как если бы приискивала вождя и привлекала приверженцев». (Здесь у историка опять должен возникнуть вопрос: не пыталась ли Агриппина выполнить данные ею Клавдию обязательства, нарушаемые Нероном? Ведь эти ее действия также косвенно опровергают версию умышленного отравления императора Клавдия — теперь она действовала в пользу его дочери! Агриппина вряд ли намеревалась свергнуть сына, но она считала, что лучшей парой ему была бы Октавия, а отношения Октавии и Нерона явно не складывались.)
Нерону, конечно же, доложили о действиях матери. В ответ он приказал лишить ее почетного ликторского эскорта, полагавшегося ей как супруге почившего императора и матери императора здравствующего, а затем отобрал у нее и ее личных телохранителей-германцев. Все мигом поняли предупреждение принцепса, и «у порога Агриппины сразу стало безлюдно: никто не являлся к ней с утешениями, никто не приходил проведать ее, кроме нескольких женщин, побуждаемых к этому, быть может, любовью, а быть может, и ненавистью». Одна из таких женщин — Юния Силана решила использовать ситуацию, чтобы отомстить Агриппине за давние обиды, и приказала своим клиентам Итурию и Кальвизию обвинить Агриппину в подготовке переворота в пользу Рубеллия Плавта,
который по материнской линии состоял в той же степени родства с Октавианом Августом, что и Нерон (Рубеллий Плавт был сыном Рубеллия Бланда и Юлии — внучки императора Тиберия, дочери Друза Младшего). Причем для большей убедительности Итурий и Кальвизий сообщили о подготовке заговора не напрямую, а через вольноотпущенников тетки Нерона Домиции Лепиды (поскольку Агриппина Младшая враждовала ранее с Домицией Лепидой и была причастна к ее гибели, сделать это было несложно). Учитывая обстановку, обвинение было опасным и могло закончиться казнью.Была поздняя ночь, когда вхожий к Нерону вольноотпущенник Домиции Лепиды Парид,
сгустив краски, сумел доложить пировавшему у себя во дворце Нерону о якобы готовившемся заговоре. Римский историк Фабий Рустик, труды которого не сохранились, но которого цитирует Тацит, сообщает, что, узнав об этом, Нерон сначала хотел не только умертвить мать, но и даже отстранить от командования преторианской гвардией верного ему Афрания Бурра, выдвинувшегося в свое время на этот пост благодаря Агриппине, и лишь благодаря вмешательству и заступничеству Сенеки пост префекта претория остался за Афранием Бурром. От крайних мер было решено воздержаться. Утром Агриппину известили о выдвинутых против нее обвинениях. Она с негодованием отвергла все обвинения, а затем сумела добиться свидания с сыном, и на некоторое время между ними наступает видимость примирения, хотя прежнего своего влияния Агриппина уже не будет иметь никогда. Кальвизия, Итурия и Юнию Силану отправили в ссылку. Актер Парид, доложивший Нерону о заговоре, не пострадал, то ли потому, что его сочли невиновным, то ли потому, что «занимал слишком важное место в развлечениях принцепса», но зато сообщившего Париду о заговоре вольноотпущенника Атимета приказано было казнить. Рубеллию Плавту встревоженный Нерон написал письмо, в котором приказал для спокойствия Рима удалиться в Азию, где у того были наследственные поместья (в первые годы правления Нерон старался выглядеть милосердным, но через несколько лет он все же расправится с Рубеллием Плавтом).