Властители земли

Мы поднялись до самой границы соснового бора, подышали прекрасным послезакатным воздухом и зашли на виллу, осмотреть заодно и ее. Для села роскошное здание: уютные комнаты, мягкая мебель, лампионы, халиште[2] здесь, халиште там — садись и блаженствуй. Когда Чендо оставил нас на минутку, что-то проверить пошел, Митко Ефремов мне говорит: бай Ташо, промашечку мы с тобой сделали, надо было тут поселиться, десять комнат свободных, да какие шикарные, не хуже, чем в балкантуристской гостинице, а мы в какую-то дыру грязную забились. Я коллегу моего понимал и ничего не возразил ему, но решения своего не переменил; много раз ездил я по ревизиям, будь они неладны, на разных людей насмотрелся и привык к осторожности. Хорошо тут, просторно, да не про нас: мы не гости, а ревизоры! Чендо вернулся из краткой своей отлучки и пригласил: прошу вас, товарищи, в столовую.

Мы пошли за ним. Просторная зала в несколько столов, красивый вид на долину внизу, по стенам натюрморты с разрезанными арбузами и свиными окороками, а на столе в центре — три шопских салата, бутылка охлажденной водки и несколько запотевших хрустальных бокалов со швепсом. Уж не для нас ли все это приготовлено? И когда приготовлено, может, еще с утра? Как и следовало ожидать, мы на этом месте споткнулись, и было отчего: поселиться в вилле мы отказались, прохладительное сегодня днем приняли, а теперь как — усаживаться с ним за водку? Удивленный и огорченный даже приглашением, я было открыл рот для отказа, но Чендо, видать, встречал старых чудаков вроде меня, замахал руками: да что вы, товарищи, уж не думаете ли вы, что я все село мобилизовал вас выслеживать, подкупать и подольщаться? Я вам объяснил, какой я человек и какое наше село, если останетесь и на завтра, сами увидите. У нас тут традиция такая, я вас по-человечески приглашаю и слышать про отказ не хочу, а что вы там после решите, дело ваше. И вы и я не вчера родились, ясно, что вы свою совесть за рюмку водки не продадите, а я ее покупать не намерен. Посидим, пропустим по рюмочке, поболтаем, а потом идите себе в гостиницу, я вас задерживать не стану.

Всяких людей я встречал: и мошенников, и подхалимов, и бюрократов, и нахалов высокого класса, но в Чендо ничего похожего не было. Доброжелательный, радушный, весь нараспашку, он не подходил ни под какие мои мерки. Несмотря на свой долгий опыт, я не знал, что и сказать, словно мне язык подвязали; достаточно было на него взглянуть, чтобы понять, как глупо отнекиваться. Прямо волшба какая-то, будто он чары на нас наслал!

Мы опустились на удобные стулья возле накрытого стола, и Чендо продолжал рассказывать про село, что он начал да что доканчивает и какие у него планы. Подняли рюмки, чокнулись. Я хоть и не совсем трезвенник, но спиртного почти не пью, не по моему это возрасту, так что водку я только пригубил маленько. А Митко Ефремов глотнул и во время долгого Чендова рассказа на меня поглядывал: не будем, мол, обижать человека, бай Ташо, а уж после свое возьмем… Закусили салатом, хороший салат, с наструганной брынзой и с парниковыми помидорами, Чендо все говорил и говорил, и от приятной обстановки слова его обретали особую убедительность. Потом женщина вошла в белом фартуке: на подносе три дымящиеся порции жареного барашка… Оставь это, Евтимия, и иди, завтра приберешь, сказал Чендо, а нам пояснил: не совсем свежий, три дня как зарезали, но у нас холодильник есть, так что вкуса не потерял, пожалуйте…

Так вот оно и шло. Сказать, что напились мы, так нет, я едва притрагивался к водке губами, а Митко Ефремов две маленькие рюмки выпил, не больше. Но мы словно примерзли к своим местам, словно загипнотизированные сидели. Работая всю жизнь в ревизорах, я частенько размышлял над тем, с чего начинается падение человека, и пришел к выводу, что с пустяка начинается, с глупого слова, с одной рюмки. Я, разумеется, вовсе не хочу сказать, что и сам я на старости лет вниз покатился от порции ягненка да от бокала швепса. Говорю это, чтобы про волшбу напомнить, про чары, которые караулят человека на каждом шагу. Ладно. Поели мы, швепсом запили, и уж больше, правду говоря, и искушений никаких не было. Чендо не уставал говорить про село, где он родился и где его похоронят, вон на том лугу — и в окошко нам показал ближнюю полянку, с которой мы недавно смотрели вниз, на чудесную долину, уютную, чистую, пропитанную сосновым духом. Мрак стал заползать из котловины наверх, мы довольно долго просидели просто так, без еды, без питья, на душе хорошо как-то было от этого негаданного короткого ужина в горах на границе с лесом. А потом Чендо нас проводил до центра, пожелал спокойной ночи и ушел.