Властители земли

Вошли мы в свою пыльную дыру, по постелям расселись, переглянулись, и Митко Ефремов вдруг засмеялся: без бою мы сдались, бай Ташо! Сдались, говорю, что делать. Помолчали немного, а Митко Ефремов снова: все же очень мне любопытно, чего это человек вцепился в нас мертвой хваткой? Мне так яснее ясного: рыло у него в пуху! Как знать, возражаю, мне вот он совсем не ясен; представь себе, что все это от доброго сердца! Да я уж и то пробовал представить, только как-то не получается… Разделись, легли, а через минуту-две Митко Ефремов снова смеется, молодой, все его на смех тянет: нет, ты только погляди на него, барашками нас угощает! Тут одни вафли, а на вилле — барашки! Я уже три года как барашка не ел. Я тоже не ел, говорю, спи давай, утро вечера мудренее.

Проснулись мы с угрызениями совести. Чары прошли, и стало ясно, что неладно мы поступили, поддавшись на Чендовы соблазны. А он как будто догадался об этом: не показывался целый день. Позавтракали вафлями и уже без всяких колебаний сели анализировать документы.

Не буду говорить в подробностях, что мы сделали, постороннему человеку, чтобы понять, нужны долгие объяснения. Но ясно стало уже к полудню, что придется нам людей порасспросить. Доходы сомнений не вызывали: тому доставлены кирпичи, другому камни тесаные, третьему — негашеная известь из озировских печей, четвертому — мебель привезли, люди строятся, обзаводятся — грузовик всем нужен. И не наше дело расследовать, давали клиенты лев-другой шоферу на чай или нет; чаевые — не наша забота. Так. Но если доходы были ясны, то расходы требовали внимательного анализа. Перерыли мы несколько раз документы и наткнулись на список, составленный в связи с окончанием работ по оформлению парковой аллеи (Чендо нам ее показал во время вчерашней прогулки), в котором расписалось восемь человек, каждый против ста левов; на аллее они по десять дней проработали. Мы выписали три одинаковых фамилии: Марко Кутев, Тодор Кутев, Мария Кутева и попросили конторщика позвать этих людей.

Я из долгого опыта знаю, что случай иногда помогает ревизору, а иногда мешает. Нам случай помог. Услышавши, о ком речь, конторщик сказал: Марко Кутев — отец Тодора Кутева, оба в шахте работают, будут только к вечеру, так что и искать их сейчас нечего. А Мария Кутева умерла. Как это умерла? А так, женщина больная, долго хворала, еле ноги таскала, ну и умерла. Когда? Года три-четыре назад.

Та-ак. Вот почему Чендо поил нас студеным швепсом да барашком потчевал. Митко Ефремов взвился: я еще вчера вечером тебе говорил, бай Ташо, что с этим человеком все ясно! Фальсификация подписи — уголовное преступление! Погоди ты, говорю, не горячись, если Кутевы в шахте сейчас, другой кто-нибудь найдется; пригласим, узнаем, как обстоит дело.

Мы составили для конторщика список, он живо обернулся, и через полчаса подошли первые. В комнату мы их запускали по одному и заводили беседу. Как фамилия? Работал на аллее? А на декоративной чешме? А на улице настил делал? (Общественные все объекты, числом десять.) Работал. Твоя подпись? Моя. Деньги получил? Получил. Многих мы людей порасспросили, не только тех восьмерых, что на аллее работали, ответы у всех были краткими и обескураживающими: работали, подписали, получили. Коллега мой пришел в уныние, поглядывал на меня недоуменно: в чем же, мол, тут дело, бай Ташо? Спокойно, отвечаю, спокойно! За конторщиком мы, конечно, не следили, как он людей созывает да что им говорит, а может, сам Чендо их загодя проинструктировал, что отвечать, или же все дело давно было обговорено, еще при составлении списков. Мы ведь не тайные сыщики, а ревизоры, и нет у нас особо надежных средств заставить человека говорить правду. Нас всякий обмануть может, и всякий обман для нас истина, если не противоречит бумажке. Так или иначе, вопрос об умершей Марии Кутевой оставался открытым и ждал своего ответа.