мной что-то происходит, неважно, хорошее или плохое. Кричу я громко. Мой
девиз звучит так: не оставлять никаких эмоций в себе, иначе заболеешь раком. И
в постели я всегда громко кричу. Сейчас я тоже в постели. Но в другом смысле.
После того, как я закричала, я замечаю, как дрогнул угол рта уборщицы, но
не вниз, а вверх. Ха. Это злорадство. Это приводит меня в ярость. Я обязательно
сделаю так: когда она когда-нибудь будет лежать в больнице и не сможет
самостоятельно передвигаться, и ее точно так же будут перемещать на кровати,
как Алладина, и когда она закричит, уголок моего рта точно так же дрогнет
вверх, чтобы она точно это увидела. Клянусь. Хелен. Это потрясающе.
В то время как я придумываю этот способ мести «1000 и одна ночь», она
уже вытерла лужу. Она ловко управляется со своим мопом. На том месте, где
была вода, она выводит много знаков бесконечности, которые мы проходили в
школе. Восьмерка, лежащая на боку. Еще одна и еще одна.
Тут я кое-что вспомнила. Мое легкое или сердце, или что там находится,
скачет так, что мне становится плохо. Я перевожу взгляд на батарею, а там лежит
мой окровавленный тампон. О, нет. Забыла. Пока что она его не заметила. Ей же
не нужно мыть батареи. Если мне повезет, то она вымоет пол только в углу, чтобы
вытереть лужу, и вообще не поднимет взгляд выше мопа. Я пытаюсь сама себя
успокоить. Я очень хочу, чтобы она не увидела тампон в крови. Это так странно
осознавать, из-за чего мне иногда становится ужасно стыдно, а что я
воспринимаю как должное. Если она уже говорит «Фу!», когда заглядывает в мое
мусорное ведро, что же она сделает, если заметит мой тампон в крови.
Пожалуйста, нет.
Я говорю большое спасибо и прошу ее отодвинуть меня обратно к
подоконнику, хотя она еще не закончила мыть. Она должна откатить меня на мое
место как пациентку в инвалидном кресле и уйти.
Она ставит моп к стене, у меня в ногах. Хватается своими сильными руками
за перекладину, которая расположена на моей кровати и раз! Она так сильно
подвинула кровать вместе со мной к подоконнику, что она врезалась в него, и я
снова закричала.
Да-да, вся злость на всех грязных пациентов, за которыми ей приходится
убирать, сконцентрировалась в одном движении.
Она выходит с мопом и говорит, закрывая за собой дверь: «Странно, если
вода пролилась, почему тогда стакан с водой стоит там?»
Мои легкие снова скачут.
Я смотрю на металлический ночной шкаф, а там стоит полный стакан воды.
Отрицательная героиня из меня никудышная.
Минуты с того момента, как мне пришла идея помаструбировать в углу, и
до настоящего момента, кажутся мне часами. Очень напрягает и не расслабляет
так, как я себе это представляла.
Тампон в крови я выбрасываю в мусорное ведро из хрома.
Не отчаиваться. В следующий раз самотрах будет лучше, Хелен, обещаю
тебе.
Я осматриваюсь в палате. Еще забыла что-то, о чем лучше не рассказывать
другим.
Нет, всё как прежде, как положено.
Мне еще надо снять мою мокрую операционную накидку. Сначала снять, а
потом позвонить, или сначала позвонить, а потом снять? Хелен? Ты была бы не
Хелен, если бы сначала позвонила.
Итак, я снимаю накидку и прикрываю свои груди одеялом. Приятное
ощущение. Твердое одеяло на коже груди. Постельное белье пропустили через
горячий гладильный каток? Это же так называется? Я всегда читаю это на
вывесках в прачечных, когда проезжаю мимо. Ощущение прохлады на груди
знакомо мне из дома. Идеальное постельное белье играет для мамы очень
большую роль. Чтобы я его пачкала.
Вот теперь я звоню.
Пожалуйста. Хорошо бы пришел Робин.
Иногда мне тоже везет. В палату заходит Робин.
«Что случилось, Хелен?»
«Можно мне, пожалуйста, чистую накидку?»
Я протягиваю ему смятую мокрую накидку и специально делаю так, чтобы
при этом движении одеяло немного опустилось, и он увидел мои соски.
«Конечно. А что случилось? Снова кровотечение или что?»
Он беспокоится за меня. Удивительно. После всего, что ему пришлось
наслушаться от меня. И увидеть. Мне это незнакомо.
«Нет, нет. Кровотечения нет. Я бы сразу сказала тебе. Я пыталась
маструбировать под кроватью, и нечаянно опрокинула себе на голову стакан
воды. И все намокло».
Он громко смеется и качает головой.
«Очень смешно, Хелен. Я так и думал. Ты не хочешь рассказывать мне, что
произошло. Но я все равно принесу тебе новую. Сейчас вернусь».
В то недолгое время, когда где-то в шкафах Робин искал одежду ангелов,
мне становится смешно и одиноко. Что делать? Я нажимаю рукой на педаль
мусорного ведра из хрома на металлическом ночном шкафу и опускаю туда свою
руку. Самодельный тампон уже не красный от свежей крови, а коричневый от
старой. Я открываю бокс с чистыми прокладками, который стоит с другой стороны
от меня, и кладу туда тампон из туалетной бумаги. Надеюсь, что мои бактерии
там размножатся и окажутся на всех марлевых бинтах и четырехугольных
прокладках, но никто не заметит этого, потому что бактерии невидимые. На
солнце в боксе очень жарко. Идеальный климат чашки Петри для достижения
моих целей. Но потом надо не забыть убрать оттуда тампон. Когда меня выпишут,
следующий пациент с больной задницей должен продолжить мой эксперимент и