– Не сомневаюсь, – рассмеялась Инна, – ты очень органична в роли Жанны д’Арк...
Официантка в крошечном жилете и коротких шортах поставила на их столик два кофе; светлые волосы на ее голове были заплетены в две косы, связанные между собой сложным узлом. Эрика отвлеклась и с интересом посмотрела на необычную прическу, короткостриженая Инна не обратила внимания и продолжала:
– Ну, прекрасно, прекрасно, я помню, и в студенческие годы ты как-то умудрялась готовиться к экзаменам под его голос.
Подруга никогда не разделяла музыкальных вкусов Эрики.
– Сколько прошло лет уже, не понимаю этого твоего внезапного волнения... Ну фанатела в детстве. Ну было. Прошло. И что?
Эрика молча смотрела в окно. Солнце внезапно скрылось, как это часто бывает в Питере, небо из ярко-голубого превратилось в серое, а летний мягкий дождь принялся нахально высаживать бесконечный десант капель на нагретый городской асфальт.
– Не прошло, – Эрика укоризненно перевела взгляд на Инну, – любовь, она всегда в настоящем времени...
Инна прикрыла глаза и шутовски вздохнула, Эрика отпила глоток кофе, перекрутила в руках салфетку:
– Помнишь, месяц назад я тебя приглашала на выставку молодой художницы?
– Помню-помню, я не смогла. Ничего не успеваю... Эта работа...
– Да. Ты не успевала, и я тоже было собралась не ходить, тем более что мне нужно было в тот вечер отчитать две дополнительные лекции в университете. Но по неясной причине я, неожиданно для себя самой, отменила лекции – пожалуй, первый раз за всю свою преподавательскую жизнь. Мистика какая-то, как будто кто-то сверху управлял мной...
Инна внимательно слушала, лишь при слове «мистика» скептически усмехнулась.
– Только вот про фэн-шуй не надо, – сказала она и извинительно прикрыла рот ладонью, – все-все, прости, я молчу... Разве что пирожных себе закажу. Ты не хочешь? Корзиночки с ягодами здесь отличные.
Но Эрика отрицательно покачала головой – она не хотела корзиночек с ягодами, она хотела разговаривать о Герое.
Инна невероятно долго выбирала из трех видов пирожных, девочка-официантка с косами терпеливо ожидала, Эрика продолжала взволнованный рассказ:
– Выехала я поздно, очень торопилась, практически бежала всю дорогу и, когда добралась до места, мечтала только о стакане воды. Схватила с подноса фужер, полный вина, отпивала из него большими глотками. В этот момент увидела, как в галерею входит
–
– Да. В темных очках, но я никогда бы не спутала
Он остановился рядом, я закрыла глаза, готовая провалиться, провалиться сквозь землю – так ведь принято говорить, провалиться сквозь землю, да что толку в словах. Он чуть насмешливо, но с интересом произнес:
– Интересный способ любоваться картинами. С широко закрытыми глазами, я бы сказал.
Я что-то говорила, уже и не помню, он что-то отвечал, подавал мне бокалы с теплым шампанским, я предпочитаю теплое, ты знаешь. Разговаривали, о как мы разговаривали, перескакивали с одной темы на другую, сбивались, начинали сначала – на ощупь блуждали в лабиринте слов. Современное искусство, причуды художников, капризы погоды, таланты и поклонники, он был бесконечно ироничен, безжалостно подшучивал над собой.
– Выставку-то вы хоть посмотрели? – поинтересовалась Инна, вынимая из узкой пачки тонкую цветную сигарету.
– Да какая уж тут выставка, я была уверена, что целую вечность могу бродить от полотна к полотну, не замечая ни картин, ни посетителей, никого, видя лишь его четко очерченный профиль.
В галерее остались только мы. Когда я сообразила, что пришло время прощаться, у меня противно заныл живот и заледенели пальцы в ожидании
– Если вы не против, запишите мой телефон.
Поцеловал мою ладонь. И запястье. И сгиб локтя.
Не помню, как добралась до дома. То ли я ощущала себя парящей в небе птицей, то ли американской девочкой Элли, ступающей по дороге желтого кирпича в Изумрудный Город.
Инна затушила сигарету, подвинула на край стола испачканную пепельницу и спросила вдруг:
– А помнишь нашу преподавательницу по зарубежной литературе?
– Наталью Николаевну?