Вляп

Горбунья водички тёплой принесла, подмывает… задействованные в вышеупомянутом процессе части моего тела. И… как-то затихла. И такое странное… ощущение появляется. Знакомое, но как-то… подзабытое. Я глаза приоткрыл, скосил вниз. А она ухватила мой… член пальчиками и внимательно так разглядывает. Почти носом своим уродским в него воткнулась. Чуть на зуб не пробует. Я дёрнулся было. А чего дёргаться, когда ни руки, ни ноги… Она на меня шикнула, я глаза закрыл. Терплю.

«Терпи казак, а то мамой будешь». Не, не хочу. Лучше — «папой».

Она бормочет что-то. Разбираю только «резан, резан».

Из древнеславянского вспоминаю, что «резана» — монета такая. Серебряная. «Реза» — здешняя ставка банковского кредита, Рязань — город, а Реза — фамилия последнего персидского шаха.

Лежу, терплю, чувствую. А чего ещё делать, когда ничего не можешь? Оказалось — кое-чего, всё-таки, могу. Пока она член мой в руках крутила, яйца мне щупала — всё на месте ли, да в какую сторону у них резьба, да всё пыталась на головке чего-то отщипнуть… Ну, у меня и встал. По-настоящему, как у большого. Первый раз в этом мире. И в этом теле.

Ничего странного: тело-то подростковое, сплошной гормональный шторм в крови. Чуть оклемался, отлежался, белков животного происхождения попробовал… И вот, ткни пальцем и — «как у волка на морозе».

* * *

Два подростка вычитали, что психологи установили, будто из каждых 14 минут подростки думают о сексе — 12. Один другого спрашивает:

— Интересно, о чем же мы думаем оставшиеся 2 минуты?

* * *

Утконосица светец переставила поближе, и таскает меня за… за это самое. Ноги мне раздвинула, носом чуть не в задницу залезла… Письку мою как флаг над головой держит. Тут я и разглядел — про что она толкует.

Кожа-то у меня наросла не везде. То, что «крайней плотью» называют — не выросло вовсе. Зрелище, конечно, несколько… непривычное. Особенно — в кулаке этой ведьмы.

Но, вообще-то, ничего, форма… вполне благородная. Размер, конечно… Можно и побольше. Но, во-первых, я ещё расту. В смысле: тело это. А во-вторых, много ли разглядишь в бабка-ёжкином кулачишке?

Получается, что стал я не то иудеем, не то мусульманином. Самопроизвольно. Обрезанный от бога.

* * *

Ну и шуточки у господа… У всех нормальных попаданцев — мешок бонусов всяких. То происхождение типа царского, то арсенал лёгкого стрелкового случайно в багажнике завалялся. Вплоть до вертолётов огневой поддержки, систем космической связи и Института восточных языков в карманном исполнении. А у меня — исконно чуждый результат заморско-религиозного культа. Причём в форме отнимания, а отнюдь не добавления.

Налицо. Хорошо — не «на лице».

Собственно говоря, по поводу обрезанности я как-то не переживал. Тут столько наворочено. И за, и против. Но пришлось в своё время повозится с ребятишками, у которых фимоз.

Есть такая противная штука. Когда камни образуются не в мочевом пузыре у взрослого, а под кожицей на этой самой головке у ребёнка. И он криком кричит. При каждом мочеиспускании. И не только. Тут уж не только крайнюю плоть, а собственную руку…

Да и вообще, горячего душа здесь не наблюдается, а вероятность подхватить кож-вен у обрезанного втрое меньше.

* * *

У меня ещё интереснее получилось. Граница кожного покрова — не ровный круговой срез, а неровный, как кожа росла. А росла она зубчиками такими, как корона получается. У всех нормальных — корона или на голове, или в шкафу в кладовке. А у меня на этом самом месте. Когда в рабочем состоянии — хорошо видно. Как сейчас.

Горбунью всё это весьма заинтересовало. Не так сильно как если бы «Чёрные акулы» из нормального попаданского бонусятника строем «пеленг» над головой прошли, но всё-таки.

Посидела-подумала, глядя в никуда. Потом хвать с пола овчину, которой я укрывался, швырк мне её на голову. Я только собрался мычанием выразить своё неподдельное недоумение, а она раз — и уселась мне верхом на бедра. Зашелестела своим тряпьём, сдвинулась и… наделась прямо на моё хозяйство. Тут я просто взвыл: девочка она, что ли?! Узко же, больно!

Да, вроде, нет. Просто, похоже, давно с мужиком не была.

Она, вроде, тоже застонала. Затихла. Посидела. Потом потихоньку, по чуть-чуть… подвигалась устраиваясь, и… поскакала. Хорошо, что — горбунья: угол наклона другой. Она не в ребра мне руками упёрлась, а в постель по обе стороны тела. И сама невелика. А была бы полноразмерная баба типа «русская красавица» — поломала бы мне весь тазобедренный… Но и так… когда лобком об лобок… да со всего маху… А у меня-то кости детские. А её-то все круче разбирает… амплитуда, ускорение, частота, сила ударов… возрастают и подскакивают…

«Всё выше и выше и выше
Стремим мы полет… наших птиц…»

Мне её из-под овчины не слышно, не видно, но по тактильным ощущениям… о-ох…

«И в каждом… пропеллере дышит
Незыблемость наших… яиц».

Тут она рухнула. На меня. Плашмя.