Мне не до того было: перевязка по отрытой ране вообще занятие изнурительное. Для пациента. А если вместо одной раны — двадцать? На месте каждого ногтя. Поскольку — и на ногах та же хрень. Она уронила вроде чего-то под лавку. Лазила туда, двигала… А потом переставила светец и вплотную занялась моим… мм… мужским достоинством.
Я сперва не понял. Как-то не готов оказался. Когда она начала старательно так какую-то мазь втирать.
Я, кажется, говорил: уколов тут нет. Таблеток, порошков — тоже. Либо отвар — внутрь. Либо кашица жёванная или из того же отвара гуща — наружно. А тут оказалось — и мази есть.
А она ведь не просто так мне на руках повязки меняла и под лавку лазила. Ручки-то у меня, оказывается, отнюдь не свободны. Завязки от повязок под лавкой связаны. Тут утконосица — цап. Опять за член. За мой. И… мнёт так… интенсивно. Мазь свою втирает.
Сначала страшно стало: баба-яга — сексуальная маньячка. Вроде же… накаталась. Или она, как ведьмочка в «Вие», до смерти заездить норовит? Потом дошло: новый цикл лечения. С использованием оригинального лекарственного средства. В форме: «мазь пенистая». Не потому, что с пеной, а… Ну, понятно. Поэтому и ручки мне связала — чтоб ненароком не нашебуршил. Ничего, безболезненно. Довольно приятно. И — греет.
Утконосая маньячка замотала мне хозяйство, накрыла овчиной, убралась в доме, чмокнула меня в лобик и отправилась спать. Идиллия семейная, ёк-макарёк, А я остался лежать в темноте со связанными под лавкой руками.
Вот такие шли у меня тихие госпитальные радости. В этой «Святой Руси». Потихоньку выздоравливал. Точнее: срастался. Психо- с тело-. Половинками своим. Как тот дождевой червяк из-под лопаты.
Глава 9
А потом меня сделали «новогодним подарком». Но я этого не знал. И слава богу. Как и то, что «Новый год» здесь — в марте.
Так что, когда «горбушка» после очередного похода своего «со двора в мир» вернулась вся на нервах — я решил, было, что ей просто… сильно хочется.
Ан нет. Гербарии свои сушёные начала укладывать, увязывать. Вещички кое-какие упаковывать. На меня всякое тряпье примерять. Последней курице голову отрубила. Когда она следом и петуха обезглавила, я понял: всё, съезжаем.
Живность без присмотра не оставишь. День-два — максимум. Значит всё живое в избе перед уходом в отпуском — под нож. Раз и петуха — значит надолго.
Замотала она меня в дорогу, как матушка чадо любимое в детский сад. В три платка и четвёртый — поверх шубейки.
Варежки, сверху рукавицы. Не только в носу не поковырять — руки в растопырку торчат, как ветки у ёлки. Со штанами — проблема. Нету у бабы в хозяйстве штанов. Опиум — есть, а штанов… И валенков… Этой национальной одежды на Руси вообще нет. Бурки какие-то типа «прощай молодость». Сапог вяленый называется.
Наконец, утром, ещё затемно, мужик какой-то на санях приехал. Всё-таки: розвальни или дровни?
Ворота я ещё раньше расчистил. Сам. В порядке общеукрепляющих лечебных процедур. Так что, пошёл своими ножками и никто меня головой об косяк… И на том спасибо. Сели и поехали.
Нет, пардоньте. Не ездят на Руси. «А какой русский не любит быстрой езды?» А — никакой. Поскольку, как на флоте не плавают, так и здесь. Не ездят — ходят. А если верхом на конях или в лодках по-быстрому — бегают.
Ну и как это можно понять? — Только путём прямого и длительного контакта с живым носителем языка.
Это хорошо, что я к «горбушке» попал. Больной и больной — спроса нет. А иначе — чужак. А с чужаком — по рабоче-крестьянски. Всегда. Поскольку ксенофобия есть прямой продукт обоих базовых инстинктов: «хочу жрать» и «хочу трахать». Или по науке: инстинкт самосохранения и инстинкт продолжения рода. А чужак есть всегда опасность сокращения кормовой базы и надувания самочек чужим генетически материалом.
У женщин это не так сильно выражено, а вот у самцов… И не только у людей. Инстинкты же базовые! Так что, наиболее чистое проявление патриотизма — весенние бои зайцев за зайчиху поушастее. От монологов Вольфовича отличаются искренностью участников.
И только благотворное (или кому как нравится) влияние цивилизации эти инстинкты несколько давит. С многочисленными поучительными примерами. Типа толп дебилов как результат близкородственных сексуальных связей. Или фабрик вроде Освенцима и Майданека…
Уроки помогают. Но — не всем. И — не всегда. И — ненадолго.
Интересно, а как у местных с этим делом? Христианство, конечно, смягчает. Но язычество было не так давно. И Степь рядом. А у степняков идеальная война — геноцид. Как по чингизовой яссе: «Всех, кто выше ступицы колеса — под нож». Из людей. Женщина — не человек, поэтому может жить. В смысле: рожать, кормить, таскать и вьючить.
Едем себе и едем. Точнее, идём. Поскольку возница топает рядом с лошадкой.
Солнышко выглянуло. Опаньки! А я местность узнал. Вот она речка, вот склон, по которому тогда мужик на белой лошади спускался. И бревно то лежит. На котором голову… А проруби не видно. И вообще — человеческих следов… А селеньице, которое на склоне было, бугры такие снежные, с дымками из них, будто вымерло.
Не «будто»…