Вляп

— А… Худо. Киев скоро. Идём издалече. У меня мужики — как жеребцы стоялые. А в Киеве… там эти… бабы весёлые… втрое дерут. Мы бы по дороге бы набаловались бы и полегчало. А то в стольном граде мудями позвенишь, а дома кисой только пошелестишь.

И вдруг начинает орать, глядя вперёд на одного из своих:

— Ты!.. У тя… конь вожжу заступил!.. На ходу спишь…!

Типаж знакомый: бригадир дальнобойщиков. Сходные проблемы, методы, выражения. Но — на конской тяге.

Правильнее — на гужевой. Гуж — это ремень такой в конской упряжи.

А киса — не домашнее, усатое, хвостатое, мышей ловит. Это мешочек такой. Для денег. По смыслу — кошелёк, по виду — кисет.

Мужики эти нашли то, что искали. В тот же вечер, в той же избе, где и мы ночевать встали. Хозяйку. Она их и ублажала. Сдельно. Всю ночь. Под присмотром мужа, чтобы «не сотворили чего худого». В смысле: чтобы счёт был правильный и плата полная.

В избах внутренних стен нет. Так что счёт вели все присутствующие. Включая двух малолетних сыновей этой дамы. С полным восприятием подаваемых участниками реплик. Типа:

— Да куда ты со своим гулькиным… Тут оглоблей работать надо.

— А перевернуть?

— (Хозяин) Порвёшь-попортишь-поломаешь — гривну отдашь.

— А полторы, как за коня, не хошь?

Какая-то возня, баба ойкает. И назидательно-поучительный голос бригадира:

— Ты — баба. Ты должна раз — лежать, и два — молча.

Русская народная мудрость. Почти цитата. Жванецкий. За восемьсот лет до своего рождения.

Спать невозможно. Всю ночь — непрерывная публичная случка. Предки, факеншит.

Впрочем, потому и предки. Предки — те, кто сношается. Прочие — не предки, поскольку потомства не оставили. А с учётом всяких гладов, моров и прочих смертностей, предки — те, кто сношается часто, много, успешно, эффективно и т. д.

Хотя все равно скотство… Или я — дурак.

Утром хозяин очень доволен: тряпица с мелким серебром — большое подспорье в крестьянской жизни.

Там же поутру. Только начали садиться в сани, злые, невыспавшиеся, вдруг из-за забора женский крик. Девичий. Истошный. Переходящий в вой с причитаниями. Будто режут кого, или только что зарезали.

«Ой же люди добрые!.. Ой же батюшка родименький!.. Ой да за какие грехи смертные!.. Ой же молодицу!.. Юницу невинную!.. Да на муки тяжкие!.. На казни лютые!.. Защити Пресвятая Богородица заступница!.. Помогите!!!.».

Я аж вскинулся. Ну воспитан я так… ретроградно — если зовут на помощь… да ещё женщина… да так страшно кричит… Палку во дворе увидел, хвать — и к воротам. А там хозяин стоит, слушает этот вой невообразимый и щурится довольно, как кот на солнце:

— Хорошо Ксюха кричит. Правильно. Громко. С чувством.

— Ммм?

— Сосед дочку замуж выдаёт. За Петра. Молодята ещё с Рождества захороводились. Ксюхе-то брюхо уже давно надуло. Она только и ждёт не дождётся, когда ж Петька её заберёт. Да родня никак сговориться не могла. А ныне вот сладилось. Уж она от радости-то прыгала. Вот оттого, что довольная, и воет хорошо, громко, с чувством, по обычаю.

— Ммм?

— Свадьба-то? Нынче. Вот чего не знаю — кто на молодых дрочить будет. То ли тиун, то ли поп. Должен-то, конечно, поп, да он-то у нас малахольный. А на свадьбе надо смешать семя доброе с зелёным вином и дать пить молодым. Обычай такой, с дедов-прадедов.

Я… — охренел. То, что такие обычаи и с воем невесты, и со спермо-коктейлем для молодых, были в ходу на Руси ещё в 19 веке — как-то попадалось. В литературе есть описание крестьянской свадьбы в Тульской губернии в 30-х годах 19 века. Вот с таким… «напитком». Но самому всё это услышать… Или попробовать…

Сам себе повторяю: «Не лезь в чужой монастырь со своим уставом». Хорошо, что не кинулся вступиться за эту «юницу невинную» с «надутым брюхом». А то накостыляли бы.

И вообще, Ванюша, забудь и забей насчёт: вступаться, защищать, помогать, советы давать, учить… Ты тут чужой и… бессмысленный. Это — не «твой монастырь». Если это «монастырь», то ты здесь явно не «инок». Чужак…

В «Святой Руси»… в отчизне своей… со своими… принципами — дырка без бублика.

Дорога. Большая дорога. Ещё нет магистралей, почтовых трактов, верстовых столбов. Даже нет денег — просто «сребро». Или — «куна».

Но придорожные ремесла уже есть. И спешно восстанавливаются после недавнего восстания, после усобиц… Хочешь жить — умей вертеться.

А вот того, что по жанру дорожных приключений положено быть: разбойников толпами или анонимной принцессы в процессе похищения — не наблюдается. Первых недавно выбили, вторые ещё не завелись.

Утром четвёртого дня — Киев.

Я сперва не понял — горбунья толкает в бок: «зри, зри». Чего зрать-то? Потом, далеко впереди, среди белого, серого, чёрного, под ярко-голубым — золотая искорка. Потом ещё и ещё. Солнце встаёт, и полоса света опускается по склону высокого речного берега. Вспыхивают кресты. И купола. Золотые.

Горбунья аж задохнулась. Крестится, поклоны бьёт, шепчет:

— Михайловский златоверхий. Первый золотом крытый. Святополчечье чудо несказанное.

Какое «Святополчечье»? Я только одного Святополка по истории знаю — Окаянного. Тот братьев убил и где-то у чехов помер. Или ещё какой был?