Влияние морской силы на историю

В самом деле, все сражение 12 апреля 1782 г. является глубоко поучительным уроком. Настойчивость в преследовании, занятие выгодного положения, сосредоточение собственных усилий, рассеяние силы неприятеля, эффективное тактическое использование небольших, но важных усовершенствований в материальной части – обо всем этом уже говорилось. Бесполезно доказывать дальше необходимость не упускать возможности разбить неприятеля по частям тому, кто не убедился в этом на опыте сражений 9 и 12 апреля. Оставление французами намерения атаковать Ямайку после поражения их флота показывает убедительнейшим образом, что истинный путь к достижению конечных целей состоит в поражении сил, которые мешают этому. Остается теперь рассмотреть изложенные события, по крайней мере, еще в одном отношении, деликатном по своему характеру, но существенном для полного усвоения их уроков, – речь идет о способе, каким была достигнута победа, и о влиянии последней на войну в целом.

Подверженность парусных кораблей повреждениям в рангоуте и парусах, другими словами, угроза той подвижности их, которая является характернейшей чертой морской силы, затрудняет решение вопроса о том, что должно было делать и чего не следовало делать. Это есть не только вопрос о действительно полученных повреждениях, которые могли отметить вахтенные журналы, но также и о средствах исправления их, энергии и способности офицеров и матросов, которые на различных кораблях неодинаковы. Что касается, однако, возможности для английского флота использовать имевшиеся преимущества путем более энергичного преследования 12 апреля, то мы можем опереться в суждении об этом вопросе на авторитет двух замечательнейших офицеров: сэра Сэмюэла Гуда, второго в порядке командования флотом, и сэра Чарльза Дугласа, капитана флота и начальника штаба адмирала. Первый выразил мнение, что можно взять двадцать кораблей, и сказал это Роднею на следующий день; начальник же штаба был так огорчен неудачей и отношением адмирала к его советам, что серьезно думал выйти в отставку[209].

Советовать и критиковать легко; и никто не может чувствовать бремя ответственности так, как чувствует его человек, на которого оно возложено, но великие результаты не часто могут достигаться в войне без риска и усилий. Правильность суждений упомянутых двух офицеров подтверждается и выводами из французских донесений. Родней оправдывает свой отказ от преследования неприятеля повреждениями многих своих кораблей и другими обстоятельствами, имевшими отношение к прекращению ожесточенного сражения, а затем распространяется в догадках о том, что мог бы сделать в эту ночь, в случае погони за ним, французский флот, который «удалился в составе двадцати шести линейных кораблей»[210]. Принимая во внимание то, что сделал французский флот в течение дня, надо сказать, что эти «возможности» делают честь только воображению Роднея, что же касается эскадры в двадцать шесть кораблей[211], то де Бодрей, который после сдачи де Грасса дал кораблям сигнал следовать за его флагом, на следующее утро нашел около себя только десять кораблей, и число это не увеличилось до 14-го числа; в течение нескольких последующих дней еще пять кораблей подошли к эскадре один за другим[212]. С этими силами он направился к месту рандеву у Французского мыса, где его ожидали еще несколько кораблей, в результате чего силы его возросли до двадцати вымпелов. Наконец, остальные пять из участвовавших в сражении кораблей бежали к Кюрасао (Curaçoa), отстоящему на шесть тысяч миль от места боя, и не присоединились к флоту до мая месяца. Эскадра из «двадцати шести кораблей», таким образом, вообще не существовала, напротив, как мы видели, французский флот был чрезвычайно сильно рассеян, и некоторые его корабли оказались изолированными. Относительно же повреждений, полученных английским флотом, следует думать, что они были не больше, а скорее меньше, чем у неприятеля; любопытные сведения по этому предмету находим в письме сэра Джильберта Блэна (Sir Gilbert Blane):

«С трудом заставили мы французских офицеров поверить, что сообщенные нами адмиралу сведения о числе убитых и раненых были истинными; один из них даже резко спорил со мною, утверждая, что мы всегда публикуем ложные отчеты о наших потерях. Я тогда прошелся с ним по всем палубам корабля Formidable и обратил его внимание на число пробоин, а также на то, как мало пострадал такелаж, и спросил его, вероятно ли, чтобы такие незначительные повреждения сопровождались потерей более чем четырнадцати человек, убитых на нашем корабле, понесшем больший урон, чем все другие корабли флота, кроме Royal Oak и Monarch. Он признал, что наш огонь должен был быть более сильным и метким, чем их».