Влиятельные семьи Англии. Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны

(Один из его двоюродных братьев поступил в школу и увидел, что у него на письменном столе написано: «Ты грязный мелкий еврейчик». Мальчик сразу же доложил об этом директору интерната, и тот моментально выследил виновника. И двоюродный брат, и директор были наполовину евреями – как и установленный виновник.)

В Оксфорде, где он получил первый приз на экзаменах, Джейкобу было лучше, но и там происхождение порой доставляло ему неприятности. Однажды его пригласили пообедать у покойного ныне Сесила Рота, который преподавал в университете еврейские дисциплины, и, когда подали последнее блюдо, Джейкобу предложили прочесть после трапезы обычную благодарственную молитву на иврите. Он вертелся как угорь, но в конце концов признался, что не знает на иврите ни слова.

Джейкоб женился на Серине, дочери сэра Филипа Данна, промышленника. У них три дочери. Серина католичка, но их дети воспитываются вне религии.

Джейкоб несколько более активен в еврейских делах, чем его отец, но ему всегда не хватало времени на что-либо, помимо необъятных обязанностей в банке. Ему было немногим за двадцать, когда он уже проворачивал мультимиллионные сделки. Десятью годами позже он стал одним из самых могущественных людей в компании и за год имел дело с такими суммами, которые превышают бюджет иных государств.

Его тетя доктор Ротшильд стала энтомологом с международной репутацией. Она написала книгу «Блохи, палтус и кукушки», которая – в это трудно поверить – стала в своем роде бестселлером и выдержала четыре издания. Мириам – почетный член колледжа Святого Гуго в Оксфорде, почетный доктор наук и профессор биологии в Лондонском университете.

Она живет в большом особняке из котсволдского камня на окраине Оксфорда и водит «бентли», который считает лучшей машиной в мире. Дверь ее дома всегда не заперта, и к ней может зайти всякий. Обед подают на большом разогретом блюде, и все берут сколько надо. За едой там пьют не Mouton Rothschild, а простое бургундское вино. На стенах карандашные рисунки, принты, эскизы, все прекрасно вписываются в простой белый декор, – ничего такого, что могло бы попасть в каталог аукциона «Сотби». Что отличает ее хозяйство от других состоятельных домов, так это большая библиотека, где полки тянутся от пола до потолка, выливаются в коридоры, да еще странные экзотические создания порхают в проволочных клетках в специально обогреваемой комнате. При близком рассмотрении они оказываются гигантскими бабочками малоизвестной андской разновидности; они бархатистые, разноцветные, размером с летучую мышь и завораживают человека неприятным, неприветливым взглядом. Лепидоптеры (чешуекрылые), видимо, вообще обладают для Ротшильдов каким-то очарованием, и их прекрасные образцы в стеклянных коробках можно встретить в разных домах клана.

Тетя Мириам с восхищением и прямотой называет все своими именами. «Его отец гений, и мальчик тоже – по-другому, но гений».

Такие слова порой свидетельствуют и о самой Мириам Ротшильд, но она отмахивается от них, пожимая плечами: «Чепуха».

Владея 2 тысячами акров возделанной земли в Нортгемптоншире, жить она предпочла возле Оксфорда, чтобы быть ближе к детям, которые учатся там. Если спросить, почему она не отправила их учиться в привилегированные школы, как все остальные члены семьи, ее глаза расширяются, как будто ей задали глупый вопрос. Она считает саму систему таких школ устаревшей.

Доктор Ротшильд в каком-то смысле являет собой архетип английской высокопоставленной вдовы: умна и не стесняется высказывать свое мнение, но вдобавок еще и не скрывает своего еврейства. В итоге получается гибрид леди Брэкнелл[110]и еврейской мамочки.

В канун Шестидневной войны в 1967 году родным пришлось удерживать ее, чтобы она не запрыгнула на самолет и не записалась добровольцем в израильскую армию. Ей было тогда шестьдесят, она поправлялась после серьезной операции и лишь с неохотой позволила себя убедить, что скорее будет помехой, чем помощью.

Но кто-то из родных обязательно должен ехать, настаивала она. Виктор передал Израилю миллион фунтов от лица семьи, но ей казалось, что этого недостаточно. Кто-то из Ротшильдов должен быть там, на месте, лично, и в конце концов ее ободрила новость о том, что туда отправился барон Эли из французской ветви на своем личном самолете.

То ли благодаря сознательному выбору, то ли в силу естественной эволюции в каждом поколении Ротшильдов появляется собственный посол, который налаживает связи с еврейской общиной. Не то чтобы остальные родственники были настроены против евреев, но один из их числа оказывается более евреем, чем все прочие. В поколении Лайонела это был Энтони, в поколении Нэтти – Лео. После Лео пришел его сын Лайонел, а затем старший партнер Эдмунд, или Эдди.