Два божества перед ним обменялись долгим взглядом. Они по очереди кивали, вероятно, за тысячелетия отношений открыли друг другу доступ к мыслям. Бальтазару же не оставалось ничего иного, кроме как наблюдать за тем, как они общаются на уровне, недоступном его восприятию… и, возможно, определяют судьбу его жены. В итоге боги оторвались друг от друга, выражение лица Решефа по-прежнему выражало кислое недовольство, однако Афродита сияла.
– Согласна, но получить данные для входа будет сложно, придется набраться терпения, – произнесла она.
Бальтазар поспешно кивнул, лишь теперь осознав, насколько его на самом деле тяготили эти переживания. По телу разлилось облегчение, которое сопровождалось немедленной расслабленной усталостью. Ему следовало бы брать пример с Моны, уделять больше внимания дружбе, принимать помощь, потому что даже на бога иногда сваливалось слишком много всего – особенно когда он пытался быть человеком. Мона объединяла оборотней, вампиров, эльфов, скелетов, значит, и у него получится примириться со своей бывшей женой и ее сварливым мужем.
– Мы хотели сходить куда-нибудь поесть, не хочешь составить нам компанию? – начал Решеф. Это, наверное, самые миролюбивые слова, которые когда-либо слышал от него Бальтазар, и ему было жаль, что пришлось покачать головой. Именно сейчас.
– Мне нужно к Моне.
– Что? Вы же не собираетесь праздновать Рождество?
– Черт, нет, но у нее редко бывает отпуск, а она и так слишком много времени проводит одна с ребенком.
– Так-так, ребенок, да? – с довольным видом хмыкнул Решеф.
– Я курсе, о чем ты думаешь. Раньше я и сам ни за что бы не смог представить себя с ребенком, но… мир меняется, реальность меняется вместе с ним, и…
Бальтазар в недоумении осекся, потому что в глазах бывшей жены стояли слезы радости, и она пыталась драматично всхлипнуть – он это заметил. Что, конечно, не так плохо, как холодные разговоры в последние несколько столетий, однако Бальтазару, скорее всего, потребуется не меньше времени, чтобы привыкнуть к новой открытости между ним и двумя его старыми друзьями.
– Я так за тебя рада! – счастливо взвизгнула Афродита. И прежде чем он успел воспользоваться шансом и сбежать, она сжала его в объятиях, продолжая бормотать довольно неразборчивые слова радости. На этот раз он был благодарен ревности Решефа, которая заставила того оттащить от него Афродиту.
Глава 27
Праздник
Снежный хаос, внезапная гололедица и сильный холод парализовали Оффенбах-на-Майне. Мона радовалась, что следующие несколько дней она проведет дома. Стало так холодно, что даже Бен в форме оборотня носил обувь.
У Моны действительно был отпуск до Нового года, но для этого требовалось наложить на саркофаг Сонотепа парочку охранных цепей, чтобы он обошелся без нее. С соответствующей мотивацией она натягивала на золотой саркофаг устойчивые к проклятиям веревки и цепи, в чем ее активно поддерживала копия храмовой статуи, которая с любопытством заглядывала ей через плечо.
– А это вообще необходимо? Я разбираюсь в смертельных проклятиях, и юный принц кажется мне довольно… мертвым, – заявила трехметровая фигура из глины, дерева и камня. Богато украшенный предмет декора с лицом сокола должен был напоминать Гора.
– Думаю, нет, но, пожалуйста, не выдавай меня. Иначе я лишусь работы.
– О, упаси Ра, я тоже не заинтересован в том, чтобы снова стоять на пыльном складе.
Птичье лицо грубо вырезанной статуи вышло весьма удачно, но из-за него взгляд проклятого артефакта всегда казался сердитым. На макушке у него сидел высокий округлый головной убор в форме кегли, а маленькое туловище резко переходило в две похожие на ходули ноги. Проклятую декорацию создали по образцу статуи Гора в храме Идфу. Ее голос звучал низко и глухо – довольно ожидаемо от частично деревянной статуи без внутренней обшивки.
Мона обменялась с реликвией долгим сочувственным взглядом. Глаза сокола были сделаны из стекла и хрусталя и на самом деле принадлежали бюсту древнеегипетской царицы. Как это часто случается с блестящими сокровищами, их украли. Так что своим существованием статуя была обязана наложенному на гробницу проклятию и отчаявшимся ворам, которые в конце концов вновь вставили всевидящие очи в древний артефакт, чтобы избавиться от проклятия. Для этого они проникли на склад, но нашли только копию, в результате чего проклятие – которое не смогло решить, как действовать в такой ситуации, – зажило собственной жизнью. Именно за это Мона и любила свою работу. Здесь ее окружали повседневные чудеса. Хотя… ей бы хотелось по-настоящему заняться исследованиями. В реальности область искусства проклятий оказалась гораздо увлекательнее, и она злилась на себя саму за то, что училась как сонная муха.
– Скучно будет на праздниках, – сказала статуя и подозрительно застонала, выпрямляясь. Моне на плечи осыпалось немного известняка и напомнило о том, что снаружи ее ждала метель. Вздохнув, она стряхнула белую пыль с черного свитера.