Влюбленная, обреченная, заговоренная

– Абсолютно верно, но он наш единственный эксперт по вампирам в сложных случаях, – пожав плечами, откликнулся служащий и кивнул на Бориса, который плотно сжал губы в ответ на это замечание.

– Но у Бориса не сложный случай.

Скрежет. Мона инстинктивно пригнулась, ван Хельсинг вошел в комнату и закрыл за собой железную дверь. Она уже забыла, что этот охотник на вампиров – настоящий человек-медведь.

– Две тысячи лет – это сложный случай, – спокойно подчеркнул ван Хельсинг. – Рупрехт, у тебя есть для меня ключи?

Старик энергично закивал и передал комиссару связку ключей, на которых болталось подозрительно много брелоков в виде крестов. Мона стояла у стены возле решетки и ощущала себя неприятно беспомощной. Сейчас ей уже действительно приходилось каждую секунду бороться с собой, чтобы не призвать своего архидемона. Что особенно нервировало, так это отсутствие крови. В пустой комнате не было ни шкафов, ни контейнеров.

Похоже, худшие опасения Бориса подтверждались: его экзамен протекал по другим правилам, поскольку в этот момент ван Хельсинг один вошел в клетку и встал перед ним.

– Бледный как мел. Выглядит неплохо. Когда он проглотил эту штуку?

– Десять минут назад, комиссар.

– Этого достаточно. Вы чувствуете малокровие?

Стеклянный взгляд Бориса, который он поднял на ван Хельсинга, явно подтвердил предположение комиссара, потому что тот задумчиво кивнул, глядя на слегка трясущегося вампира. Изможденный, дрожащий, снова и снова облизывающий губы Борис все больше напоминал образ голодного вампира из новостей ужасов. Ван Хельсинг спокойно сел перед ним и сунул свое запястье ему под нос. Мона испуганно схватилась за решетку темницы и вытянула шею. Не собирался же он правда…

– Открыть рот. Широко. Две минуты, ни больше ни меньше, – объявил он опять со странным спокойствием, почти мимоходом.

Мона видела, как ладонь Бориса еще крепче сжалась на подвеске. Его уже совсем серые глаза, словно под гипнозом, впились в глаза ван Хельсинга. Когда комиссар требовательно приподнял брови и кивнул ему, Борис неуверенно открыл рот. Ван Хельсинг без промедления приложил к его губам свое запястье. По телу вампира прошла дрожь, он сильно зажмурился, но тут же снова распахнул глаза.

Сунуть в рот голодному, обескровленному вампиру пульсирующие кровью вены – катастрофическая идея, и провал неизбежен. Хватка Моны на решетке усилилась, теперь речь шла о том, чтобы отреагировать быстрее экзаменатора. Если Борис укусит, ей, вероятно, придется спасать друга либо от кола, либо от пистолета. Но она была полна решимости. Как же хотелось просто вклиниться между ними, но так она, скорее всего, перечеркнет шансы Бориса обрести свободу. Любое вмешательство могло сбить его концентрацию.

Одно лишь тепло тела способно свести с ума изголодавшуюся кровососущую нежить. Может, Борис и укусостойкий, но рано вечером они не просто так отказывались от объятий.

– Половина времени прошла, – пробормотал комиссар. Он расслабленно облокотился на стол и смотрел на свои часы. По крайней мере, так он не сможет ни выстрелить, ни достаточно быстро выхватить кол, если Борис укусит. Мона была в равной степени растеряна и рассержена. Она не знала, что злило ее сильнее – это ужасно нечестное испытание или совершенно бесстрастное выражение лица ван Хельсинга. Как будто он здесь имел дело с каким-то преступником. Обыденность с, возможно, ужасными последствиями для ее лучшего друга, но его это, похоже, не волновало.

Борясь с собой, стоит ли ей вмешаться или даже позвать Бальтазара, Мона раскачивалась с пятки на мыски перед решеткой. Она видела, с какой силой Борис сейчас стискивал кулон. На кистях выступили сухожилия, а рука опасно дрожала, столько силы он в это вкладывал.

– М-м-м… время вышло, – спокойно произнес ван Хельсинг и наконец аккуратно потянул запястье из клыков вампира. Однако Борису оказалось сложно его отпустить, он захныкал. Ван Хельсинг со вздохом снова подался вперед. Встряхивание не помогло, Борис продолжал удерживать его запястье, зажмурив глаза, и Мона заметила, как он вдохнул. Что, если сейчас он почувствует запах жизни? Свободная рука служащего поднялась, и Мона напряглась всем телом. Борис уже укусил? Куда целился комиссар? Потянулся за оружием? Мысленно формулируя заклинание, она встала на мысочки, но, кроме изумленно выпученных глаз Бориса, ничего не рассмотрела. Она проследила за его взглядом. Ван Хельсинг поднял руку и сказал: – Я забрал твой нос!

Борис тут же его отпустил. Охотник на вампиров действительно ущипнул его за нос, и Борис явно был так же удивлен и сбит с толку, как и Мона, которая опустилась обратно на пятки и разжала пальцы, которые уже подняла для щелчка.

– Что, простите? – ахнув, возмутился Борис. Однако ван Хельсинг уже без единого слова встал и вытер руку о рубашку.