Влюбленная, обреченная, заговоренная

Мона в это время снова усадила свою свинку в переноску и, так как ее саму это успокаивало, даже разрешила Тиффи поймать ее за мизинец и пососать его.

– Я-я слишком стар для такого, – через запинку выговорил Борис, с хрипом переводя дыхание.

– Но ты справился. Ты просто невероятный! – К глазам Моны подступили слезы радости и облегчения. После столь долгой борьбы со страхом потери шок от этого испытания отражался неприятным эхом. Если бы он укусил, если бы она не отреагировала достаточно быстро, смог бы Бальтазар сразиться с ван Хельсингом?

– Нет, это она невероятная! И я выражаю ей свою бесконечную благодарность, – сказал Борис, кивнув на Тиффи, которая смотрела на него огромными глазами.

– Эм?

– Хотите предельно откровенно? Искушение, запах его кожи. Давно я не чувствовал такого голода, но еще от него исходил этот противный запах свежего дезинфицирующего средства… – Он залился смехом, а Тиффи откликнулась радостным повизгиванием. – Ах, ты маленький чудо-тошнотик! – Она послушно позволила вампиру поцеловать себя в свиную головку и потрогала его лицо бархатными лапками.

– Ты ведь не всерьез, да? – ахнула Мона, не в силах в это поверить.

– Твоя неудача, ведьма – это наша удача!

– А ведь отчасти он прав, – с задумчивым взглядом согласился Бен.

Под таким углом Мона никогда на это не смотрела, естественно, анализируя свой хаос исключительно с собственной точки зрения. Кажется, и Бальтазар называл ее своим счастьем?

– В любом случае хватит с меня этой чепухи, – внезапно объявил Борис, развернулся, чтобы уйти, и с энтузиазмом упер руки в бока. – Я срочно пройду обучение, чтобы стать сотрудником правоохранительных органов!

– Что? – хором откликнулись Бен и Мона, которые в этот момент старались от него не отставать.

– Этим смертным позволено буйствовать в наших рядах, контролировать нас – все, довольно! Долгое время я подчинялся, позволял судить меня и осуждать. Я докажу этому ван Хельсингу, еще как. Я докажу ему, что вампиры не монстры, – его пронзительный голос эхом отразился от стен, сопровождаемый взволнованными визгами Тиффи.

– Комиссар Борис, – пробормотала ошарашенная Мона.

От нее не укрылось, что его внезапный порыв очень напоминал ее собственные желания, хотя обычно Борис спонтанно и как помешанный нырял в новые хобби и проекты. И тем не менее он всегда подкреплял свои слова действиями. Его группа также возникла из навязчивой идеи, по крайней мере, по словам Бена. Мона же неделями строила воздушные замки, сталкиваясь с проблемами, которые необходимо было решить. Она мечтала о независимости Бербель, но что до сих пор для этого сделала? Подумала. Ничего, кроме мечтаний.

Окружная ведьма – эта мысль в нее въелась. Даже связанная с этим бумажная возня ее не пугала, наоборот, так как она понимала смысл всех необходимых усилий, у нее буквально чесались руки – тому, кто хочет изменить мир, любая работа нипочем. Воля, желание, цель – это вселяло в нее больше сил, чем Мона когда-либо осмеливалась мечтать. Благодаря договору, а вскоре, возможно, и новым знаниям о собственной магии и о том, как ее контролировать, она наконец имела право строить воздушные замки, разве нет?

– Мони? – Бен потряс подругу, которая на мгновение опять ушла в свои размышления. Она растерянно моргнула, вскинув на него глаза. Борис все еще разглагольствовал, бубня себе под нос, ругая охотника на вампиров, систему правосудия и само ведомство. Он поднял руки и дико жестикулировал, пока шел вперед. К тому моменту они добрались до лестницы.

– М-м-м?

– Все так плохо прошло?

– О, прости… я… – забормотала Мона, которая до сих пор полностью игнорировала Бена, явно не справляясь со своим шоком. – Это было слишком. Ван Хельсинг действительно довел Бориса до предела. Ужасно несправедливо.

Она быстро пересказала ему, как проходила процедура. Конечно, Мона уже видела Бена в плохом настроении или, скорее, сварливом, но его грозный рык прозвучал так серьезно, что волосы у нее на затылке встали дыбом.

– Вот паршивый ублюдок, – тихо выплюнул он и хрустнул запястьями.

– Но, по крайней мере, Борис теперь свободен. Хотя я бы предпочла обойтись без такого ужаса.

– Жаль, что они не подождали с испытанием до послезавтра.

– Эм? – Мона лихорадочно соображала, что такого особенного должно состояться двадцать пятого января.

– Ну, День наоборот. Вот ван Хельсинг обалдел бы! – С оборотня тут же спало напряжение, он выдал высокомерное «Ха». – Хотел бы я посмотреть на его лицо!

– Бен… такого не бывает. Это просто медийный прикол.

– Ему это скажи. Ты же знаешь, какой он суеверный, – он кивнул в сторону Бориса, который в этот момент с широко раскинутыми руками вышел из дверей здания и драматично заорал:

– Свобода!

– Эм… Хорошо, возможно, ты и прав. Но что происходит в этот праздник? Ему хочется самому себя укусить или что? – представив это, она тут же расплылась в улыбке.