Влюбленные

«Утешает», — подумала Нина, прислушиваясь к шуму за спиной. Возле окна, в противоположном конце коридора, снова звучит голос Риммы — все такой же неуступчиво-резкий.

— Вот, — и Лен-си, лукаво щуря глаза, протянула ей изящную шкатулочку.

— Зачем же? Нет, нет!

— А ты попробуй ее открыть! Если сумеешь, то я беру ее обратно.

Нина изучающе осмотрела шкатулку. Нигде ни малейшего намека на потайной замочек, но шкатулка несомненно открывалась — в ней что-то брякало.

— Не можешь? Не можешь? — смеялась Лен-си, ее округлые щечки покрылись морщинками. — Ага! Значит, она твоя! Твоя!..

— Спасибо, Леночка! — так Нина иногда называла подружку. — Ну какие же у вас в Китае искусники!

— Да, у нас есть очень искусные мастера, — с достоинством подтвердила Лен-си. — И все же было бы лучше, если бы у нас была развита тяжелая индустрия!

К ним подошла Римма.

— Ты на меня не сердишься?

— Нисколько! — при одном взгляде на нее обида холодом хлынула в душу.

— Я долго сомневалась, писать ли о тебе, или…

— Сказать ты ей не могла? Да? — с укоризной спросила Лен-си.

— Да вы поймите меня! Это же вопрос принципиальный! И касается не ее одной! Нина, ты учишься хорошо, это верно, но… как-то легко, бездумно…

— Такая уж я бездумная! («У нее те же самые слова, что и у тети Веры!»). Дружи с теми, кто в аспиранты метит! А мы… где уж нам! Не всем же открытия делать, кому-то надо и оспу прививать, порошки от кашля выписывать!

— Ни-на! — этим тоном была изумлена даже Лен-си.

А Нине вдруг захотелось дерзить, быть вызывающей, резкой! Довольно — она была и покладистой, и прилежной, — так пускай узнают ее другой! «Старалась, и что из этого?.. Заслужила славу зубрилки! Теперь что запомнится — того и хватит! В жизни есть много такого, чему можно отдать свободное время!»

Вечером ей позвонили.

«Костя?»

Она в растерянности медлила взять трубку, не зная, что скажет ему. Ей захотелось встретиться с ним, чтобы поделиться своими смятенными чувствами — «ведь я и в самом деле учусь по обязанности, не испытывая никакой радости!» — и в то же время он ей был чем-то неприятен сейчас так же, как и Римма Урванцева. «Вот бы с ней ему дружить, а не со мной! Два сапога пара!»

Звонила Маша. Приглашала на вечер, где будет много молодых художников. Успокаивала, что все неприятности скоро забудутся, надо только отвлечься и не думать о них.

Стоя перед трюмо, Нина оделась в черное с блестками платье, то самое, которое берегла для исключительных случаев. Вдела в уши сережки — тяжелые, цыганистые, свободно расчесала пышные волосы. Зачем она так старательно прячет этот буйный вихор на лбу, который причиняет ей столько мучений, — приходится смачивать его водой, заплетать в тугие пряди — пускай свисает на глаза. Это нынче даже модно.

Уже у выхода она вдруг остановилась и, глядя на дверь кабинета, где был телефон, быстро проговорила:

— Ну позвони! Позвони!

И в эту минуту верила, что тот, к кому она обращается, услышит ее.

Но телефон молчал…

СОЛДАТ У ДОРОГИ

Две машины — сверкающая, осанистая «Волга» и нарядный, верткий «Москвич», — вырвавшись из заградительных огней светофоров, стремительно мчались по ночному шоссе. Позади остался столб с надписью «Москва», и нельзя уже было различить за собой отдельные огни — низкое зимнее небо вспухало над городом золотисто-оранжевым облаком.

На передней за рулем сидел Стась, сосредоточенный, замкнутый. Рядом с ним — Нина, укрыв лицо и горло воротником. Ветер, играя мехом, щекотал кожу, заставлял щуриться. За их спинами полулежа устроились Маша и Женька.

Когда не было встречных машин, «Москвич» шел бок о бок с «Волгой». Эдвард, недавно получивший права, делал рискованные виражи, демонстрируя свою «классность».

Стась неодобрительно покачивал головой.

Машина подошла совсем близко, и Халида — девушка с восточными чертами лица — передала Женьке бутылку вина. Эдвард тотчас же дал полный газ — и поджарый голубой «Москвич» рванулся вперед, скрываясь за снежной пылью. Халида смеялась, показывая знаками — догоняйте! Ну что же вы?.. Но Стась не менял скорость.

Женька зубами открыл бутылку (пробка была, как на пивной, жестяная), извлек из кармана хрустальную рюмку на тоненькой ножке и начал всех обносить, расплескивая вино. Оно было кислое и холодное.

Когда очередь дошла до Стася, тот отказался.

— Боишься полисменов? На, соси лимон.

Но Стась не стал пить. Сегодня он был на редкость неразговорчив и хмур.

За последнее время Нина свыклась с дорогами, быстрой ездой, и кабина авто стала для нее чем-то обычным, даже необходимым, как и та комната, в которой она жила. Хочется постоянно быть в движении, видеть перед собой изгибающуюся ленту асфальта, огни встречных, с шумом разрывающих воздух машин. Это помогает ей забыть свою неустроенность, развеять мучительное ощущение одиночества…

Уже многие месяцы Нина не встречается с Костей и его друзьями. Прошли летние каникулы, снова начался учебный год, — и Костя ни разу ей не позвонил.

«Почему?.. Рассердился, увидев, с кем я дружу? Нельзя же так сразу, не поговорив!.. Или встречи на Девичке для него ничего не значили?»