Влюбленные

— Вот видите! — торжествующе перебил ее Дмитрий Антонович. — Вы уже сделали шаг назад. А что, если жизнь вынудит отступить еще дальше? Где гарантия, что из нее выйдет педагог?

— А где ваша гарантия, что из нее получится врач?

— Есть! Она есть! — твердо произнес Дмитрий Антонович и приподнялся из-за стола. — В нашем роду не было ни одного музыканта-профессионала, а вот всех врачей, пожалуй, и не перечтешь! Это у нас в крови!

Маргарита Алексеевна чувствовала, что ей ни в чем не переубедить этого человека. И все же она верила в свою победу: ведь Нина возьмет ее сторону! Непременно возьмет!..

Сейчас, вспоминая обо всем уже без горечи, она не испытывала неприязни к Дмитрию Антоновичу. Кто знает, — возможно, прав был он. Ведь труд врача так прекрасен!

— Дмитрий Антонович, что же вы ничего не расскажете мне о Нине? Как она учится? — однажды спросила Маргарита Алексеевна ровным, спокойным голосом, зная наперед, что этот вопрос и этот тон будут ему приятны. Это значит, что все старое позабыто, между ними мир. Ей и в самом деле не хотелось больше бороться, отстаивать свою правоту.

— У Нины все отлично. Надеюсь в скором времени увидеть ее здесь своим помощником.

— Я рада, — ответила Маргарита Алексеевна.

Она и действительно была рада. Пускай все в мире будет ясно и гармонично! Хотелось видеть вокруг себя как можно больше счастливых людей… В палате умерла женщина. Она лежала давно, ей сделали несколько безуспешных операций. И даже этот факт не испортил настроения Маргариты Алексеевны. Все объяснялось просто: женщина была стара, придет старость и ко мне, но сейчас я еще достаточно молода, чтобы жить и радоваться этому.

По просьбе выздоравливающих открыли дверь на веранду, и Маргарита Алексеевна часто уходила туда. Ее предупреждали, что она может простудиться, но трудно было оставаться в пропитанной йодоформом палате, когда на улице вприпрыжку бежали ручьи, солнце топило последние снега, и на припеке, сквозь прошлогодние листья, из почвы пробивались первые травинки.

Взяв книгу, Маргарита Алексеевна садилась поближе к стене, в закуток. Но читалось с трудом. Все ее отвлекало.

Проехала подвода. Это везут белье в стирку. Брызги из-под копыт лошади разлетаются во все стороны. Широкая спина ее лоснится от пота. Перебежала дорогу пятнистая кошка, прыгнула через лужицу на сухое место и брезгливо отряхнула лапки-подушечки.

Отчего это слезы так и накатываются на глаза? Виноваты ли в этом слепящие белизной, высвеченные до сияния страницы или же эта лошадь-работяга, бодро шагающая по размытой дороге, кошка на прогретой лучами завалинке или же зеленые острия травинок — все то живое, что сродни ей, человеку?

В перерывы между операциями на веранду иногда выходит Андрей Олегович. Он останавливается всегда на одном и том же месте — возле колонны; взявшись за нее рукой, смотрит на голубой клин неба, вычерченный крышами, но глаза его не отдыхают, в них — напряженная мысль; сигарета, машинально извлеченная из кармана, остается неприкуренной.

— Андрей Олегович! Вы опять здесь? — это кричит Женя. Она зовет его обратно в операционную, каждый раз кидая в сторону Маргариты Алексеевны взгляд, полный мрачной подозрительности.

— Больная, шли бы в палату! Вот простынете — тогда отвечай за вас! — обращается Женя уже к ней.

Судя по интонации, ей нравится произносить слово «больная».

«Уж не ревнует ли она ко мне? — грустно усмехается Маргарита Алексеевна. — Чудачка. Ему от силы лет двадцать семь, а мне…»

И так всякий раз: стоит Андрею Олеговичу задержаться на веранде, как следом вбегает быстроногим куликом Женя — ловкая, аккуратненькая. И Маргарите Алексеевне стало жаль девушку. Вот — любит, а он и не замечает этого. А ведь она миленькая, всегда жизнерадостная. Ямочки на ее щечках не исчезают даже тогда, когда она хмурится. Маргарите Алексеевне захотелось как-то помочь Жене.

— Андрей Олегович! — окликнула она однажды хирурга, когда тот появился в дверях.

Андрей Олегович подошел к ней, вопрошающе глядя в глаза и в то же время не переставая думать о чем-то своем.

— Вышли чистым воздухом подышать?

— Да, — ответил он не сразу. — Когда глотнешь кислороду, эта система работает исправней, — дотронулся рукой до лба.

Маргарита Алексеевна рассмеялась.

— У вас, я вижу, хорошее настроение? — его глаза тоже чуть потеплели.

— Разве весной оно может быть плохим?.. Глядите, морозец еще сковывает лужицы. Хорошо рано утром идти на работу. Да? Идешь — словно леденцами хрустишь. Так вкусно! — снова засмеялась. — А под ледком ручеек торопится вместе с тобой. И травинки в воде колеблются, будто тоже бегут.

— У меня настроение от времени года не зависит.

— От чего же оно у вас зависит?

— От чего? — помедлил он с ответом. — Работа ладится, вот и настроение соответствующее. Ну, а если нет, то никакие травинки и ручейки не исправят.

Из дверей выглянула Женя — деловито-строгая, тоненькие бровки вытянуты в прямую линию. Она хотела уже позвать Андрея Олеговича, но Маргарита Алексеевна неожиданно опередила ее:

— Женечка! Иди тоже сюда!