«Или речь шла о каком-то другом Нур-ад-Дине. Подумай сама, безмозглая, не может быть, что в городе только двое мужчин носят это, в общем, не такое и редкое имя…»
Увы, и это умозаключение не помогло. Мудрый внутренний голос, который временами куда умнее разума и к которому всегда прислушивалась почтенная Мариам, все время шептал: «Немедленно отправляйся к нему! Если он столь плох, как это утверждает молва, то он не будет прятаться от тебя в лавках. Он наверняка лежит дома, а его дочь, твоя тезка, Мариам, суетится у его ложа».
— А это здравая мысль, — пробормотала почтенная женщина, вновь закалывая шаль изящной брошью. — Надо не бежать к нему домой, а просто пройтись по его лавкам. Спорю на динар, что я найду его за несколько минут.
— Любопытно, — проговорил Алим, — что ты сказал ей?
— Всего несколько слов, уважаемый…
— И все? Но почему так всполошилась эта достойная женщина?
— Потому что она влюблена, маг. Должно быть, ты забыл, какой может быть женщина, когда ее сердце поет от любви.
— Быть может, мальчик, я и забыл. Но откуда ты
знаешь об этом?— Сотни и тысячи страниц толкуют о прекрасной и коварной любви на все лады. Я просто запомнил. Мне уже и самому интересно, что будет далее.
Так и осталось неясным, с кем именно собиралась поспорить почтенная Мариам. Но уже через несколько минут она вновь вернулась в шумные ряды базара, уверенно переходя от одной лавки, принадлежащей Нур-ад-Дину, к другой. Каково же было ее удивление, когда оказалось, что нигде его нет! Более того, всего одного осторожного вопроса хватило, чтоб узнать, что «уважаемый Нур-ад-Дин» сегодня вовсе не появлялся на базаре. Что было еще удивительнее, так это то, что с запиской к приказчику на базаре с утра появилась дочь хозяина Нур-ад-Дина, красавица Мариам.
Дальнейший рассказ одуревшего от жары приказчика Мариам-ханым слушать уже не стала. И без того было понятно, что с Нур-ад-Дином случилось какое-то несчастье.
— Быть может, он вчера простудился, спасая меня из огня. И теперь страдает дома, считая часы, которые остались ему до кончины…
О, обычно Мариам была вполне здравомыслящей женщиной. Быть может, она и посмеялась бы, увидев себя со стороны. Но сейчас тревога за дорогого ее сердцу человека сжигала душу, и потому разум молчал.
Мариам возвращалась куда более спорым шагом, чем шла на базар. Правильнее было бы сказать, что она почти бежала. А по дороге прикидывала, найдутся ли у нее дома все необходимые снадобья для того, чтобы излечить Нур-ад-Дина от любой мыслимой хвори, кроме, конечно, «печали коленного сустава» и «мечтаний коротких волос».