Влюблённый в себя

Мы зашли в маленькую комнатушку с небольшим отверстием в виде окна. Мебели почти не было, только матрац набитый сухой травой, тканое, разноцветное одеяло и потёртый деревянный стол. Монах зажёг свежую, толстую свечу из бело-серого воска на бронзовом блюдце и поставил на стол.

— Отдыхай. Увидимся утром, — монах протянул мне лёгкий бесформенный костюм из хлопковой ткани, широкая рубашка и штаны чуть ниже колена тёмного цвета. Они были размера на два, а то и на три больше, чем мне нужно, блага штаны были на резинке, которую я в последствии затянул по туже. Передав костюм, монах просто вышел, не дожидаясь моего ответа.

Я осмотрелся и понял, что в комнате нет ничего интересного. Руки так и чесались зайти в телефон и что ни будь посмотреть. Я улёгся, бока и спину кололо соломой, это немного раздражало, но после произошедшего уснуть быстро и не грозило. Воспоминания прокручивались, как фильм, ставились на паузу, отматывались и просматривались ещё раз. Всё произошедшее было представить и просмотреть особо легко после наступления кромешной темноты, когда границы потолка перестали существовать и всё пространство перед глазами стало одним большим экраном. Не знаю сколько времени прошло, уйдя в себя я почти перестал обращать внимание на что либо, но одному удалось пробиться. Звук лился из окна. По началу он казался инструментальным, потом природным, потом пением. Он начинался по началу, как ручеёк, но разрастался в сильную, массивную, охватывающую всю долину, реку. Я подскочил и рванул к окну. Сотни маленьких огней горели по всему лесу, под сиянием полной луны, можно было разглядеть монахов в их солнечных одеждах стоящие по краям дороги, где мы не так давно проходили. На дальних горных склонах тоже начали виднеются тусклые огоньки. Голосов становилось больше, но каждый из низ становился частью общего. Они пели свои молитвы все вместе, как один могущественный человек, которого точно услышат небеса. Я сложил руки на нижний край окна, положил на них голову и наблюдал за происходящим воодушевлённый и благодарный сам себе, и своей подруге удаче.

Не помню, чем всё закончилось. Очнулся я уже на утро, когда сквозь веки пробивалось солнце. Осмотревшись по сторонам, я смутно начал вспоминать, где я, кто я, и где нахожусь. Всё происходящее вчера больше походило на сон и не имело ни грамма реальности, однако солома у меня штанах и под рубашкой свидетельствовала об обратном. Подойдя к окну, я увидел чудесное зрелище: совсем юные монахи, дети игрались, обливая водой друг друга. На лице появилась улыбка и разрослась ещё больше, когда взрослый, сердитый монах в очках отчитал их и заставил убраться за собой. Сидеть и ждать, как девица, заточённая в башне не для меня, поэтому я пошёл на разведку.

Утренняя прохлада приятно ласкала тело, по коридорам гулял свежий ветерок. Где-то слышались размеренные разговоры людей, в начале коридора мелькали силуэты обезьян. Безмятежность, умиротворение и спокойствие оберегали это место.

На встречу мне встретился один монах примерно моего возраста. Завидев меня, он подошёл и начал что-то говорить на своём языке. Я встал в ступор, до меня дошло, что монах, с которым я познакомился вчера спокойно говорил на русском, но остальные вряд ли знают этот язык и откуда его знает он, и как мне теперь здесь общаться. Ситуация перестала быть такой радужной. Увидев моё недоумение, монах улыбнулся, перестал говорить и перешёл на жесты. Взяв меня за подол рубашки и показав второй рукой жест следовать за ним, потянул меня за собой. Мы прошли по ветвистым коридорам и вошли в большой открытый зал с крышей, но на свежем воздухе. Стенами служила развивающаяся на ветру уже поизносившаяся, ткань. По всему помещению были расставлены длинные низкие столы, за ними сидели монахи прямо на полу. Сами столы были накрыты различными ёмкостями с едой, чаем из трав, запах которого доносился до самого входа, и даже скромным печеньем. Монах довёл меня до свободного места, где стояла пустая чистая посуда и приборы для еды, и пошёл, за соседний стол. Монах, сидящий напротив меня, молодой улыбчивый парень начал гостеприимно накладывать мне кашу и предлагать фрукты. Я поблагодарил его, сложив руки ладонями и поднеся к лицу. Скромная пища оказалась вкуснее изысканных ресторанных блюд, ни один ресторан не может похвастаться фруктами, только что сорванными с дерева, каша на горной воде и этот чай, я никогда не забуду его вкус, поднеся чашу ко рту, я сделал глубокий вдох и ощутил запах распустившихся на рассвете цветов, с каждым глотком, я чувствовал, как по нёбу струятся лёгкие оттенки мёда и всё тело наполняется живой энергией. Я начал общаться при помощи жестов, появилось знакомое чувство, такое же как тогда, когда я ездил в детские лагеря и каждый раз за столом заводил новых друзей.

Разговор оборвался, монахи по соседству замолкли, сложили руки в приветствие и поздоровались с кем-то у меня за спиной. Разумеется, это был он, любитель заходить со спины, человек чьего присутствия я не ощущаю. Я обернулся и тоже поприветствовал его на тайском.