Первое, что я хочу сказать, — это то, что под небесами все
Вчера утром вставало солнце, вчера собирались облака, и ветер вчера тоже дул. И мы говорим: «Одно и то же!» Но ничто на самом деле не является тем же. То, какие формы принимали и как менялись облака вчера, никогда не повторится «под небесами» снова, точно так же. Или ветры, которые дули вчера вечером, — не те же самые ветры, что дуют сегодня. Вы приходили сюда вчера, и если вы думаете, что те же самые «вы» пришли сюда сегодня, то вы ошибаетесь. Ни я не тот же самый, ни вы не те же самые. За двадцать четыре часа в Ганге утекло много воды.
Все постоянно обновляется. Существование совершенно не выносит ничего старого. Оно не может выносить старое даже одно мгновение. В этом — само значение жизни. Жизнь подразумевает то, что всегда ново. Но человек осмелился постараться сохранить старое.
Существование совершенно не терпит старого, но человек прилагает такие усилия, чтобы сохранить старое. Вот почему человеческое общество не живое, это мертвое общество. И нация, которая пытается сохранить старое, — это в той же пропорции мертвая нация. Наша страна, Индия, — одна из таких мертвых наций.
Мы высокомерно заявляем, что древние народы Вавилона, Сирии, Египта и Рима не смогли выжить, но наша древняя Индия все еще продолжается. Но если вы всмотритесь повнимательнее, то обнаружите, что они не существуют, потому что изменились, стали новыми. А мы существуем в своей древней форме, потому что
Если гужевая повозка стала неактуальной, это не из-за нас. Мы приложили невероятное усилие — все наши святые, все уважаемые в обществе люди, все наши лидеры приложили совместные усилия, чтобы сохранить гужевую повозку. Но существование не согласно с ними и вместо этого производит сверхзвуковые самолеты. Нас тащит в сторону нового, как будто нас силой заставляют двигаться к нему.
В остальном мире ситуация противоположная. В остальном мире люди остаются со старым, только если вынуждены это делать. В нашей стране мы лишь по необходимости движемся к новому. В остальном мире новое приветствуется и поощряется, но в нашей стране новое принимается как поражение. Поэтому пятитысячелетняя культура, как нищий, протягивает руки к культуре, которой только триста или пятьдесят лет. И нам из-за этого даже не стыдно.
Нашей культуре, должно быть, пять тысяч лет или даже больше: известная история — это минимум пять тысяч лет. И за пять тысяч лет мы даже не смогли произвести достаточно пшеницы или домов для населения.
Соединенным Штатам Америки всего триста лет. За эти триста лет Америка стала способной прокормить весь мир. Советскому Союзу только пятьдесят лет. И за пятьдесят лет Россия вышла из списка бедных стран и теперь считается богатой страной. Те, чьи дети голодали пятьдесят лет назад, сегодня планируют достичь луны и звезд. Что случилось за пятьдесят лет? Какой магии они обучились?
Они не обучились никакой магии, они обучились одному секрету: общество, которое цепляется за старое, постепенно, постепенно умирает, загнивает и деградирует. Они обучились секрету приветствовать новое, бросать вызов новому — и как можно быстрее создавать новое, прощаясь со старым. Результат таков, что они стали более живыми. А мы? Мы почти умерли.
Этот друг также спрашивает о том, может ли появиться что-то новое.
Я помню одну историю. Скорее всего, вы тоже ее слышали...