— Мы с подружками так… — она осеклась и быстро заморгала ресницами, перебегая взглядом с лица Уильяма на Даниэля и обратно, — так…
— Что вы делали?
— Мы… бегать.
— Бегать?
— Ага. Бегать. Очень много. И быстро.
— Вы очень много и быстро бегали и…
— Твой брат. Я убе… убегала от твоего брата.
Казалось, этот маленький диалог дался девушке с большим трудом: ее лицо напряглось, она медленно дышала и открывала рот, чтобы подобрать слова, а затем разразилась на Даниэля громкой и длинной тирадой на испанском, из которой Уильям — выслушивающий все это прямо в своё лицо — понял только «друг» и «Даниэль». Остальная речь Марии оказалась для него непередаваемой какофонией корриды и фламенко.
Даниэль слушал ее спокойно и кивал через каждое слово. Когда же Мария замолчала, он медленно отпил шампанского из бокала, закатил глаза и, пожав плечами, выдохнул:
— А, ну это все объясняет. Порой мне и самому хочется сбежать от Анхеля. Но он найдёт меня даже на том свете.
Что объясняла речь Марии, Уильям не понял. В отличие от Даниэля, чьё лицо теперь выражало вселенскую скорбь, как и половина лиц жителей Чикаго в ночь принятия Сухого закона. Разве что тогда она через секунду сменилась алкогольным безумием и вечеринками до утра.
Отец недовольно хмыкнул и залпом осушил свой бокал.
— Практически, как тот
— Это не наше с вами дело, мистер Белл. — Даниэль обворожительно улыбнулся, и неожиданно Уилл почувствовал, как вместе с его носом начали гореть и щеки, и поспешил переключить своё внимание на притихшую перед ним Марию. — И уж тем более не моё. Я врач, вы адвокат. Давайте делать свою работу, а нашпиговку свинцом оставим профессионалам. Помяните моё слово, скоро начнётся резня, на фоне которой все капризы этого немца окажутся детскими играми. К слову, — Даниэль снова взмахнул руками, облив отца Уильяма вином, — кто-нибудь вообще знает, как его зовут?
— Нет. — Генри Белл скупыми движениями отряхнул повисшие на пиджаке капли. — Его даже никто не видел. Некоторые говорят, что он бывший офицер прусской армии. И дезертир. Сбежал и теперь запугивает нас здесь. Я же считаю его обычным сумасшедшим. Кажется, — Уилл услышал едкие насмешливые нотки в голосе отца, — это по вашей области, мистер Куэрво.
— Предпочитаю быть бедным, зато без подобных клиентов.
Даниэль ответил ему той же интонацией и той же манерностью, от которых у Уилла по коже пробежали мурашки. Никто не осмеливался так разговаривать с Генри Беллом в приличном обществе. А в неприличном отец Уильяма появлялся только для юридических консультаций и сокрытия улик, которые могли бы опорочить доброе и честное имя его клиентов.
Уильям было отвернулся, чтобы попросить взглядом помощи у приплясывающего рядом Даниэля, но слабые настойчивые подёргивания за рукав, обратили на себя его внимание. Мария заглядывала ему в глаза, как маленький преданный щенок, и приподнималась на цыпочках, чтобы оказаться поближе к лицу Уильяма, как бы он ни пытался отстраниться.
— А вы… Как вас звать?
Она улыбнулся. Кротко и нежно, чуть засмущавшись и опустив взгляд в сторону.
— Уильям… Белл, — Уилл неловко кашлянул; слова сухим скрежетом пробрались по его горлу, врезались в забитый кровью и кусочками ткани нос — стоило скрыться в туалете и избавиться от них, но Уильям совершенно забыл — и наконец спрыгнули с его губ прямо в распахнутое настежь сердце девушки.
Что было совсем некстати для Уилла.
— Уи-ильям, — Мария протянула его имя, как горячую карамель, но едва ли обожгла об него язык.
— А вы кем будете? Ой, простите мне мои манеры. — Уилл поёжился, и пригнулся, когда рука отца пролетела в миллиметре от его макушки. — Могу я поинтересоваться вашим именем?
— Это, мой друг, — вклинился Даниэль и, приобняв девушку за талию, наконец отцепил ее от Уильяма, — Мария Алехандра Фернандес де Сантьяго. Моя невестка. Будущая жена Анхеля. Если он, конечно, не проспит с похмелья собственную свадьбу.
Даниэль громко и похабно рассмеялся, продолжая придерживать Марию за талию, и Уилл поспешил поклониться, чтобы хоть немного сгладить ворочающуюся в душе неловкость от направленного на него умоляющего взгляда девушки.
— Замечательно. Рад знакомству, Мария.
Он коротко поклонился ей, а затем, взяв протянутую руку, оставил на ней лёгкий поцелуй. Уилл мог поклясться, что ему не понравилось то, как дрожала при этом Мария — так дрожат невесты в ожидании первой ночи, но никак не благовоспитанные барышни в присутствии незнакомцев. Впрочем, Уильям не был джентльменом, чтобы переживать о подобном, а честь Марии была в безопасности под надёжным и уверенным надзором природы, обладавшей порой слишком больным чувством юмора.