Вместе

В лучшем случае профессор Агарвал будет изможденной и лысой, окруженной сиделками и, возможно, студентами. В худшем – окажется, что она умирает или уже умерла. Какой смысл встречаться с человеком на пороге смерти? Агарвал никогда не верила в загробную жизнь, так ради кого она едет? Если получится провести с ней один день, а на следующий день Агарвал умрет, кому и зачем это будет нужно? Только ей самой ради мелкого чувства удовлетворения, чтобы потом говорить, что она все-таки приехала, поступила правильно, успела. Дилейни остановила машину в двух кварталах от дома Агарвал. Было пять часов вечера. Она провела за рулем всю ночь и весь день, но ей совершенно не хотелось спать. Она продолжала смутно бояться, что ее выслеживают. Кто и как, она понятия не имела. И какой толк оставлять машину в двух кварталах, если они действительно следят, – этого она тоже не знала. Это было нелепо.

Весь квартал был усыпан мокрыми ветками, они чернели штрихами на газонах и дороге. Гроза прошла, подумала Дилейни, не больше суток назад. Прямо на тротуаре валялся большой сук, он будто слишком устал, чтобы отлететь в сторону. Дилейни пробралась через листву к дому Агарвал, чувствуя, что силы на исходе. Сотню раз она проигрывала в голове свой визит, знала, что лучше всего будет просто броситься к Агарвал и обнять ее. Любое промедление – и Агарвал различит агонию в ее глазах, и все последующее будет только попыткой вернуть хоть какое-то самообладание.

Подойдя к крыльцу, Дилейни увидела, что передняя дверь открыта, от внутренних помещений ее отделяла только сломанная москитная сетка. Дилейни шагнула на первую ступеньку, и тут же внутри загорелся свет, но это было просто совпадением. И вот она уже стоит в дверях и чувствует не поддающийся определению слегка затхлый запах, на который Агарвал всегда жаловалась и за который извинялась. Мол, сколько бы она ни проветривала дом, запах никуда не уходил, дескать, он был здесь всегда – с того дня, когда она въехала.

Дилейни заглянула в окно у крыльца, думая, что Агарвал может лежать на диване где-то рядом, возле окна. Или на больничной кровати. У нее промелькнула пугающая мысль, что вряд ли Агарвал в ее состоянии будет держать дом открытым, а значит, она умерла и здесь теперь живут другие люди.

Но хотя в доме горел свет, изнутри не доносилось никаких звуков. Дилейни постучала в раму москитной сетки. Ответа нет. Она отступила на шаг и повернулась к дому спиной, чтобы уйти, понимая, что поездка была ошибкой. Нужно было позвонить. Кому придет в голову устраивать умирающей такой сюрприз? Нормальные люди звонят, пишут, предупреждают. Когда она обернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на дом, думая, не оставить ли записку, Агарвал стояла в дверях.

– Дилейни, неужели это ты?

Выглядела Агарвал абсолютно как всегда. По крайней мере, лицо – живое и светящееся. Дверь распахнулась, и они заключили друг друга в объятия. Дилейни поняла, что Агарвал действительно была такой маленькой, как ей показалось в первую секунду. Она похудела – фунтов на двадцать или даже больше, – но при этом ее кожа сияла.

– Я тебе столько писем отправила! Заходи же. Чая, вина, еще чего-нибудь? Садись в гостиной, я сейчас приду. Или пойдем со мной.

У Агарвал была короткая стрижка, гораздо короче, чем помнила Дилейни, но волосы стильно уложены и блестели. Блузка без рукавов открывала загорелые руки, которые выглядели более подтянутыми и молодыми, чем прежде. А юбка! Слегка расклешенная, черная, из какой-то искусственной кожи. Ну и конечно, ботинки – те самые, которые Дилейни прекрасно помнила, с вырезанными кактусами и листиками полыни. Со спины Агарвал можно было легко принять за подростка.

Профессор налила воду в чайник, Дилейни помнила его – старый, весь исцарапанный.

– Еще жив, – сказала она.

– Пфф, ну он же работает! Значит, ты получала мои письма?

– Да. Простите, я не могла ответить.

– Ничего. Я и не ждала ответа.

– Мне надо все объяснить. Столько всего сказать. Но сначала расскажите мне, что произошло. В последний раз вы писали…

– Да, я была настроена пессимистично. Прости, что взвалила это на тебя.

– Нет-нет, я все равно была рада. То есть тронута. Вы честно мне все рассказали, и я была польщена, что вы посчитали меня достойной…

– Прекрати. Хватит лить мне мед в уши. Я переживала за тебя, поэтому написала, и тогда я ничего не понимала. И к тому же болела, потому кое-где в письмах все смешалось.

– Но все-таки, что?.. Какое-то чудесное лекарство или?..

– Нет, ничего такого. Но я в ремиссии. Они прописали мне очень агрессивное лечение. Стероиды и пемброли-что-то-там. Это помогает не всем, но в моем случае работает. Дилейни, не надо плакать. Я же не… – Маленькие руки Агарвал гладили ее по спине. – Я тронута, что ты так переживала.

– Я не знала, что делать, – пробормотала Дилейни. – Да я ничего и не могла сделать.

– Дил, ну ты же не доктор.

– Я знаю. Просто…