Вместе

– Мы решаем, – повторила Дилейни, но тут же уточнила: – Данные решают, конечно же. “Как я живу?” Данные ответят. “Что я должен делать?” Цифры знают. Я даже думаю, что можно будет видеть, как изменится общий показатель, если ты что-то сделаешь. Например, ты хочешь сказать что-то сомнительное, или купить неодобренную вещь, или совершить ненужную поездку – и тогда заранее узнаешь, каким станет твое число.

– Это как указание калорий в меню, – заметила Мэй.

– Ага. И мы снова убиваем все неопределенное и субъективное.

– Субъективность – это всего лишь объективность, которой не хватает данных, – сказала Мэй. – Слышала эту фразу?

– Слышала, – кивнула Дилейни. – Совершенно точно где-то слышала.

– И как ты думала назвать эту программу? – спросила Мэй.

– Ну, моей первой мыслью было “Какие мы?”, потому что это отсылает к главному вопросу. Но потом я подумала, что если мы проповедуем простоту, то название тоже должно быть простым. Это число, которое объединяет все другие числа, суммирует всю сложность и величие человеческого опыта. Поэтому мне видится, что идеально – “Сумма”.

– “Сумма”, – повторила Мэй. – Превосходно.

Они с минут шли молча. Потом Мэй вдруг остановилась и повернулась к Дилейни:

– Знаешь, я никогда не ходила в церковь, но мои родители ходили. Они рассказывали, как узнали о беременности матери и пошли к своему пастору – вроде бы они были англиканцами или пресвитерианцами, не помню, – в общем, они пошли к нему за советом. Рожать ли меня и воспитывать самим? Или сделать аборт? Или отдать меня на удочерение? Им было чуть больше двадцати, совсем молодые. И они совершенно растерялись.

– Ничего удивительного, – сказала Дилейни.

– Разумеется, они не ожидали, что пастор посоветует им сделать аборт, но он не посоветовал вообще ничего. Он говорил, слушал, призывал их доверять своим сердцам, полагаться друг на друга и обратиться к родным. Короче, разговор был абсолютно бесполезным. Можешь себе представить – считаться авторитетом и духовным лидером, но при этом не давать ответов?

– Это преступно.

– Когда отец умирал, он все время спрашивал меня, был ли он хорошим человеком. Мы думали, что он бредит, но он продолжал задавать этот вопрос, днем и ночью. “Скажите, я был хорошим человеком?” Ему отвечали: “Конечно, конечно!” – но это его не успокаивало. Он просыпался среди ночи, выкрикивая этот вопрос.

– Как это печально, – посочувствовала Дилейни.

– И сейчас я жалею, что тогда у нас не было ничего такого. “Сумма”. Он бы точно набрал больше 900.

– Не сомневаюсь.

– Число будет говорить тебе, правильно ли ты прожил свою жизнь, – сказала Мэй. – Оно будет расти и падать с каждым твоим словом и действием. Отныне никакой субъективности. Каждый день ты будешь знать, где твое место. Тебя оценят не у райских врат. Это не будет мужик с книжкой, открытой на твоем имени. Число будет с тобой каждый день. Не останется никаких вопросов. Ты будешь знать его и сможешь управлять им, слава богу.

– Слава нам, – рассмеялась Дилейни.

– Точно, – улыбнулась Мэй. – Слава нам.

***

Дилейни завернула за скалу и торопливо преодолела последние ярды. Когда она остановилась, все внутри у нее, как обычно, перевернулось от головокружительной высоты. Глубоко вдохнув, она окинула взглядом открывшийся вид. Небо было ярко-бирюзовым, в прозрачном воздухе все было видно на десятки миль вокруг – заросли полыни, сосны, синие утесы.

Мэй поднялась на вершину вслед за ней, огляделась и села на камень у текущей воды.

– Надо отдышаться.

– Ты отлично справилась, – сказала Дилейни. – Я впечатлена.

– А я впечатлена тобой, – отозвалась Мэй. – И что, ты кому-нибудь уже рассказывала об этой своей идее?

– Никому.

– Даже Уэсу?

– Мы оба были заняты.

Мэй тепло улыбнулась ей.

– Знаешь, что я собираюсь сказать?

– Делишься – значит, любишь? – спросила Дилейни и засмеялась.

Она посмотрела на водопад – брызги взлетали в воздух и вспыхивали в лучах высоко стоявшего солнца.

– Ну ладно. Я рада, что ты поделилась со мной.

– Кстати, еще кое-что. Мне известно, что Стентон снова пробивает себе путь наверх. Тебе, наверное, сейчас нелегко.

Дилейни смотрела на Мэй, ожидая, как та отреагирует. Лицо Мэй напряглось, глаза едва заметно сузились. Дилейни поняла, что такое вмешательство не слишком ей приятно, но решила продолжить. Ей хотелось донести до Мэй, что эту идею, как и все остальные, она готова отдать “Вместе” и не требовать признания.

– Я очень хочу помочь. Если эти идеи помогут тебе удержать контроль, противостоять Стентону, значит, они твои.