Вместе с комиссаром

На этот раз я писал короче, потому что приметил уже, как сокращена была моя корреспонденция. Если б поместили ее целиком, она б заняла добрую половину газеты. Но и про Микодима Мякоту писал я подробно, чтоб было из чего выбрать. За Микодимом известно было немало разных дел, главное же мошенничество заключалось в том, что он просверлил в лотке чуть заметную дырочку — и за сутки помола ему безо всяких хлопот набегало полпуда муки. Вот тебе и пироги, и свиньи, и готовая чарка. Отослав заметку в редакцию, я опять зачастил к почтовику Зеленке.

А мельник Микодим и самогонщик Тимошка не дремали. И хотя действовали более скрытно, но люди говорили, что по вечерам они собираются, приглашают и своего дружка Винцука, пьют и все о чем-то сговариваются, видно, боятся, что «Красный карандаш» возьмется и за них.

Их угрозы и происки не были бесплодны. Однажды, придя утром на работу, я нашел в дверях мятую записку, неуклюжими печатными буквами было написано:

«Слушай, ты, красный карандаш, лучше бросай, бумагу не марай, а то будешь бит, хорошо знай».

«Ого!» — подумал я и засмеялся, что так складно написали: не иначе, тут сынок Винцука, который учился в городе, приложил руку. Приезжая к отцу, он брал в читальне чаще всего книжечки стихов.

Я стал остерегаться, даже почтовика Зеленку взял под подозрение. Тем более что, как мне рассказывали, он однажды сидел в компании со всеми на мельнице за самогонкой до самого утра.

Мне начали мстить, это почувствовал даже отец. Как-то в дождливую осеннюю ночь сгорело наше гумно, где было еще много немолоченого хлеба. А в избе-читальне я нашел новую записку:

«Слушай, ты, от красного карандаша загорелось гумно, а будешь вредить людям, сгоришь и сам».

Я уже знал, что это дело их рук, и только удивлялся, почему они ведут себя так нахально. Все же я продолжал свое, а будучи в волости, рассказал обо всем секретарю волкома партии и отдал записки старшему милиционеру Роману Мисуне.

Заволновалось все село, разделилось на части: одни, не таясь, осуждали злодеев, другие твердили — зачем этот «Красный карандаш» всюду сует свой нос. Как делали, так и будут делать, что хотят. А третьи, к сожалению среди них был и мой отец, говорили, что так ему и надо, «Красному карандашу», пусть не мутит народ в деревне.

Тяжело мне было, когда я писал в «Бедняк» свою третью заметку, на этот раз о самогонщике Тимошке Сакуне. Написал и о своем горе, о том, как по-разному относятся ко мне люди. Свое письмо я послал не через Зеленку, а отвез в местечко за пятнадцать километров. Тревожно мне было ждать, пока напечатают, я не раз видел, как враждебно относится ко мне эта свора. Хотелось с кем-нибудь посоветоваться, получить поддержку, а то горько было одному.

И я открылся самым близким своим друзьям — Минке и Янке. И очень был рад тому, как тепло они меня поддержали.

— Пиши, пиши, «Красный карандаш», — хлопали они меня по плечу. — А мы тебе поможем и материала подбросим. И ничего не бойся, скоро им придет конец. С Тимошкой мы и сами справимся. Приведем милиционера. Разыщем его по синему дымку, и Тимошке не вывернуться.

И мы втроем решили, что неплохо бы нам, кроме заметок в уездную газету, организовать и свою, хотя бы стенную, здесь же, в избе-читальне. А чтоб мне не брать все на себя, мы на комсомольском собрании выбрали редактором Минку Буевича, потому что он умел немножко и рисовать. Там же придумали и название — «Красный горн».

— Ну что ж, — шутил редактор новой газеты, — начали мы с «Красного карандаша», а теперь раздуем и свой «Красный горн».

Не прошло и недели, как мы взялись за работу. А Минка, которому я рассказал о своей заметке про Тимошку Сакуна, согласился, что не вредно его пробрать и в стенгазете. Он даже начал рисовать Тимошку, как тот сидит за самогонным аппаратом.

О подробностях Минке рассказал деревенский пастух Трофим, который разорил, когда пас стадо в лесу, Тимошкино логово, разозлившись на него за то, что угостил его Тимошка какой-то бурдой, а первача пожалел.

Мы уже собирались сами и поймать самогонщика, но как-то вечером к нам заглянул старший милиционер из волости Роман Мисуна. Он привез с собой номер «Бедняка» с моей заметкой.

— А не хватит ли уже про Тимошку писать, пора кончать с его винокурней, — сказал он.

В тот же вечер мы и отправились в лес.

Мы шли спокойнее, не так волновались, как в то время, когда ловили контрабандистов, потому что не боялись Тимошки, а главное — с нами был сам Роман Мисуна. Храбрость и решительность его были известны далеко за пределами волости.