Читаем Вместе с комиссаром полностью

Назавтра, наскоро перекусив, отправился на раздел земли в дальнюю деревню, чтоб забыть о своих переживаниях. И весь день, занятый разделом и другими заботами, пытался заглушить сердечную боль. На ночь остался там же, чтоб быть подальше от беды, но унять своей тревоги не мог. Утром, идя домой, старался убедить себя, что, может быть, я совершенно напрасно мучаюсь. Мало ли почему пошел Яшка Бобровский вместе с Тамарой. Ведь ему домой, в свое село, как раз туда, мимо мельницы. Может, он пошел сразу домой, а я зря терзаюсь.

Вышло так, что тревожился я не зря. Назавтра в клубе встретил Яшку Бобровского и Тамару вместе. Они опять о чем-то разговаривали. И мне показалось, я им помешал. Никто из них мне не предложил побыть с ними, принять участие в их беседе.

Я вышел из клуба, убежденный, что всем моим прекрасным мечтам конец. Погибли мои планы о поездке с Тамарой в город, не говоря уж о надежде на дальнейшее. Меня грызла зависть.

Почему я не такой, как Яшка Бобровский? Почему не я, а он пошел на Красный Флот? Почему не у меня, а у него так красиво и заманчиво разлетаются на ветру матросские ленточки?

А Яшка с Тамарой как бы выставляли свои отношения напоказ. Их часто видели вместе и в клубе, и на полевых дорожках, и на мостике у мельницы в лунные ночи.

Я хотел забыть обо всем, но чувство обиды все обострялось. Вновь возникла и глухая боль неудачной любви к Анэтке. Неужели я такой неказистый, что так легко бросают меня? Я смотрел в зеркало и находил все новые и новые непривлекательные черты на своем лице. И только вздыхал. Пытался убедить себя, что не имею права рассчитывать на какое-то особое внимание, но и это помогало слабо. И только одно важное задание из волости отвлекло меня от ежедневных мук. Мне поручили направить от сельсовета несколько экспонатов на сельскохозяйственную выставку в Москву. Наши села славились хорошими сортами картошки и исключительными антоновскими яблоками. Они, как медвяные, налитые густым соком, красовались у наших хозяев, за заборами. А еще был в совхозе такой хряк, что славился на всю округу. Вот все это мне и было поручено в наилучшем виде доставить в волость. И людей дать, чтоб отвезли в уезд до железной дороги. Дело и отвлекало меня на некоторое время от собственных переживаний.

А за это время кое-что изменилось. У Яшки Бобровского кончился отпуск, и он отправился на Красный Флот. Я не стремился узнать, как они развлекались с Тамарой последние дни, даже избегал ее, чтоб не тревожить сердце. Но Тамара сама пришла. Была на почте и принесла письмо из газеты «Бедняк». Она изменилась. Была не такая веселая, как прежде. Молча передала проштемпелеванный конверт и ушла к себе в избу-читальню. Я понял, что она и в самом деле влюбилась в Яшку Бобровского и что ей теперь нелегко. И, вспомнив свои переживания, даже на миг пожалел ее.

Так и разошлись мы с Тамарой, не успев сблизиться.

Я занялся разными делами, и постепенно боль моего неразделенного чувства стала стихать. Да и Тамара замкнулась в себе. Пришла поздняя осень, закружила желтый лист, студеный ветер, как язычки пламени, швырял его пригоршнями между нахмурившихся хат, а затем и зима легла, с густыми снегами и сильными метелями. Встречался я с Тамарой только в клубе или читальне, видел ее неизменно молчаливой, даже грустной.

И весна не принесла девушке радости. Прошел год, как появилась она у нас, а ее словно подменили. А на почту, как некогда я, зачастила теперь Тамара. Видно, ждала писем от Яшки Бобровского. Однажды я нагнал ее на лесной тропинке по пути домой, и мы пошли вместе. Нам обоим не хотелось вспоминать о том, что когда-то начиналось между нами. А мне все же не терпелось узнать, как ее сердечные дела, и я пошел на хитрость:

— Тамара, ох как вы здорово плясали с Яшкой в прошлом году… Вот бы еще раз поглядеть на вас!

Она чуть заметно улыбнулась и, видно, поняла намек, но пересилила себя:

— Нет, уж не увидишь ты, Федя, нашей пляски.

— А почему?

— А-а, — отмахнулась она и перевела разговор на другое.

А я так и не понял тогда, что она хотела сказать, и только через несколько дней, будучи в деревне Бобровщина, узнал от Яшкиных дружков, что он уже окончил курсы, назначен младшим командиром на корабль, а главное, что меня больше всего взволновало, — Яшка женится на какой-то городской… Я понял, почему Тамара не хотела ничего говорить мне о Бобровском, когда мы встретились с ней в лесу. Я как будто и доволен был тем, что так случилось, но было ее и жалко немножко.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии