Вместе с комиссаром

Егор шагал и шагал по дорожке, по которой когда-то не раз возвращался из пристанционного поселка домой. А неугомонные мысли так и вертелись в голове, перескакивая с одного на другое: то всплывали перед ним картины далекого детства, то те глубокие шахты, в которые спускался на Севере, а то мать, которую видел всегда, как она накрывает свежей полотняной прохладной скатертью стол перед едой, то Агапка, старше его годами, с которой погуливал иногда, чтобы не связываться с молоденькими. Вспомнился и отец в вечернем сумраке перед образами над раскрытыми желтыми страницами Библии. Но больше всего мысли возвращались к двум моментам в его прежней домашней жизни: забылось ли, как он отводил в районную комендатуру двух неизвестных, видно советских, людей, и еще — сохранился ли тот золотой крест, который Егор закопал глубоко под разлапистой елью в гуще леса, там, где скрывался некоторое время, когда дело обернулось для него совсем плохо.

Он шел полевой дорожкой, минуя рощи, в самую провесень, и тут и там из зеленого мха на него поглядывали голубые пролески. Дорога была тихая. Лишь несколько раз прошумели линялые деревенские газики. Но никто не остановился, видно ехали незнакомые. Наверное, думал он, уже и забыли о нем. И он был этому даже рад.

Оглядываясь вокруг, Егор заметил, что многое изменилось. Так что и не узнать. Понаставлено электрических столбов с проводами, расходящимися в разные стороны, да, как дородные молодицы, тут и там выглядывают белые башни в зеленых косынках, видно силосные, и огромные каменные хлевы и склады…

Повырастали и новые бревенчатые, а чаще каменные домики колхозников близ дороги. Немало попадалось и понурых хаток с почти вросшими в землю окошками, «Видно, и наша такая?» — думал он.

И вспоминалось Егору отцовское гнездо. И конечно, старый отец. Чуть сгорбленный, рыжебородый. С острым беспокойным взглядом, который, казалось, всегда что-то ищет. Егор не помнит отца без работы. То он в лесу, где пристроился в лесничестве делать подсочку, — там, кроме небольшого заработка, имел возможность вспахать делянку, подсочка же давала ему право держать лошадь; то он за плугом или бороной. А еще помнит, как отец следил за дикими пчелами, найденными им в лесной глуши в лишь ему ведомых дуплах, и то, как под осень возвращался из лесу с целым бочонком меда. Хватало его на всю зиму и себе, и на продажу. В колхоз отец не пошел с самого начала.

— Что я там буду иметь? — говорил он жене и сыну. — А я всегда способ прожить найду. На весь мир не наработаешь, а для себя при уме всегда добыть можно, А еще будет ведь и перемена, — бубнил он, переворачивая порыжевшие листы добытой недавно где-то Библии. — Вот что говорит пророк Исайя: «Скажите пугливым душой: будьте тверды, не страшитесь, вот бог ваш, приидет отмщение, воздаяние божие. Он приидет и спасет нас».

Сам старый Плигавка, как он не однажды и доказал на деле, хорошо умел спасаться.

«Вот ты гляди, Егорка, — говорил он сыну, еще подростку. — Люди пошли в колхоз, а я нет!.. А кто лучше живет?.. Ты сам видишь… — И отец, похваляясь, загибал палец за пальцем. — Хлеб мы имеем, — хвакт, хвакт, — пускай я в лесу, а уж клочок какой ни на есть вспахан… Яичню на праздники печем, — хвакт, — да и со шкваркой, с молочком каждый день, — хвакт, хвакт!.. А сена на коровку, в лесу-то травы много, надо только уметь ее взять… Да и медок, как говорится, от кашля, и для себя, и на денежки, — хвакт!.. Вот ты и учись, как надо жить, первым никуда не суйся… А коли что не нравится — терпение и терпение, как говорит пророк Исайя: будьте твердыми, это значит, терпеливыми, и приидет воздаяние божие…

Егор, представляя встречу с родителями, прибавлял и прибавлял шаг. Вспомнил, что не всегда слушался отца, и подумал, что, может быть, за это и поплатился. Ведь недаром же отец твердил: «Потерпи, не спеши в полицианты, послушай, что говорит пророк Исайя, мы же не голодные…» А Егор, как теперь вспоминает, решил тогда, что немцы уже навечно, так на кой ляд терпение, будут и самогонка, и колбаса, и вечеринки в местечке. Конечно, теперь он чувствовал, что дал маху, но каково в лесу, тоже хорошо знает, пожив в землянке, скрываясь от своих же, когда вернулись красные.

За часы, что шел домой, возвращаясь из лагеря, Егор Плигавка всю свою жизнь передумал. Мысли перескакивали с одного на другое. Откуда-то издалека долетел до него звон. Это, видно, на обед давали сигнал на колхозной ферме, видневшейся неподалеку. А ему припомнилась церковь… И тот крест, золотой крест, который теперь ждет его там в лесу и о котором никто не знает. Это же целое богатство… Вот только Агапка, если жива, не выдала бы… Но ведь он сказал ей когда-то, что этот крест отобрал у него начальник полиции Зубило. И она тогда поверила. Все дело, до самых мельчайших подробностей, вспомнилось ему теперь.