Вместе с комиссаром

Долго Руткевич уговаривал Агапку взять Егора, и в конце концов она сдалась:

— Ну ладно, пускай приходит, но когда случится кто получше, поменяете? Ладно?

3

Егору дома стало поспокойнее. Даже почувствовал неловкость, что при первой встрече обидел мать. И на другой день, опомнившись от самогонного угара, виновато поглядывал на старуху, которая, заварив крахмал, склеивала кусочки отцовской Библии. Ему даже хотелось, чтоб она поругала его, но она, как всегда, молчала. Всю жизнь она была такой. Работала в доме, на огороде, подавала еду. Да и при немцах не советовала ему идти в полицию, но и не отговаривала. По опечаленным ее глазам Егор видел, что она осуждает его за недобрый поступок — неуважение к памяти старого Сахона.

И потому, когда узнал, что Руткевич берет его на работу, пускай даже к Агапке, старался успокоить ее:

— Ты не волнуйся! Я все сам понимаю! Буду работать так, что ты худого обо мне не услышишь. Ну, порвал книжку. Так это ж я не на отца разозлился, а на книжку, что она неправильно говорит: «перемена, перемена»… а еще на того Исайю, — и Егор отпустил несколько крепких слов по адресу пророка. — Вот встретить бы мне его, этого Исайю, выдрал бы ему бороду, всю сразу…

Но когда мать ушла на огород и он остался один, в нем зашевелилась тревога: как же он будет жить? Ну хорошо, пойдет он к Агапке, а что ему там делать, не за телятами же ухаживать, а, видно, прибирать за ними. Да под Агапкиным началом. Мог ли он тогда подумать, когда обнимался с ней? А теперь она будет им командовать… Слышал ведь, что она еще и при медали… И вдруг испугался за самое главное: она ведь может и о кресте вспомнить, и еще кому-нибудь донести. Не заставили бы отыскать и сдать в казну. Это ж такое богатство. Крест золотой!

И Егор решает: до того, как идти к Агапке, разобраться с крестом. Надо его найти.

Он задумал сразу пойти в лес и откопать спрятанное сокровище. А найти — он уверен — будет нетрудно. Крест, золотой, блестящий, спокойно лежит там, плотно завернутый в суконные тряпки, густо смазанные ворванью. Никто ведь не знает, где он лежит. Даже покойник отец, который привел Егора укрыться на этом островке от красных, когда выгнали немцев. Островок был окружен непролазным болотом, заросшим лозой так, что ничья нога туда не ступала. Помог выкопать землянку, приносил харч и каждый раз успокаивал:

— Будет перемена… будет воздаяние божие…

А сын понимал, что воздаяние у него только одно: золотой крест. Он закопал его под лозовым кустом и обложил это место зеленым и седым мхом так, что и следа нельзя было найти.

Пять месяцев, до самых морозов, отсидел Егор в своей землянке, но перемены не дождался. Приходил отец и тоже приносил невеселые для Егора вести: красные уже далеко загнали немцев, за самую Варшаву. А мороз наступал. Егор зарос, опаршивел, позеленел. Долго они раздумывали с отцом, что делать. Приходила Егору и такая думка, что, может, захватить крест и шугануть куда-нибудь далеко за кордон. Да как туда доберешься? Это ж надо пройти через два фронта — красный и немецкий, а теперь и в поле и в лесу во́йска, во́йска, что и ступить некуда. Легко могут убить, а что уж крест отберут, так и сомневаться нечего. И порешил он не трогать своего тайника, а пойти и объявиться. Ну, дадут несколько лет — отбудет их, а потом вернется, откопает. Вот тогда заживет!..

И, посоветовавшись еще раз с отцом, он, когда лес и поле укрыла белая скатерть, а за уши стал изрядно пощипывать мороз, явился в районную милицию и вскоре получил по суду заслуженное. А о кресте все время думал. И сейчас он не давал ему покоя.

Вот и согласился Егор пока что поработать у Агапки.

И в первую же ночь он отправился в путь. Матери сказал, что пойдет в гости к дядьке в соседнюю деревню, а сам, спрятав под пиджаком небольшой совок, двинулся в лес. Село уже спало. Ни в одном окне не было огня. Вышел он из села незаметно. Только когда проходил мимо амбара, кто-то кашлянул. Видно, сторож, дед Савка, который всегда нес эту службу. И в партизанах был сторожем у их складов. Егора даже затрясло: а вдруг его заметил дед Савка. Отойдя с полсотни шагов, успокоился. Если б заметил Савка, остановил бы. Не таков дед, чтоб пропустить. Видно, недоглядел; Егор, выйдя в поле, во всю мочь заторопился к лесу.

Перед глазами у него стоял крест. Он представлял, как сейчас найдет его, как разбогатеет. Забудется все то, что с ним было, минет навек. Но вдруг охватывала тревога. А что, если кто-нибудь из тех, кого он отводил, вернется? Тогда уж ему несдобровать. Ведь он везде говорил неправду. Когда ему поручили их вести, Егор сам попросил, чтоб им связали руки за спиной. Даже помогал скручивать их и связывать веревкой. Вел их целых двадцать километров, и когда проходили какие-нибудь лески, шел за ними следом, держа автомат на изготовку. Один был мужчина средних лет, второй еще совсем мальчишка. Очень уж измученные. Они говорили, что бежали из плена и добираются домой в соседнюю волость. И все время просили:

— Пусти ты нас, мы тебя когда-нибудь отблагодарим.