Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917

Такое невыполнение приказа перед лицом противника не мог себе позволить даже командир гвардейского корпуса, и Безобразов был отстранен от должности, уступив ее генералу Олохову, прежде командовавшему XXIII армейском корпусом. Утром 25-го числа бывший командир выехал из Рейовца, оставляя за собой пребывавших в нервозности офицеров раздутого штаба. Все переживали, не урежут ли их вольности, но надеялись, что Олохов, который «сам служил в гвардии и должен понимать что к чему», оставит все как есть и их вольная жизнь продолжится.

Генерал Олохов прибыл в штаб 28-го числа и мудро решил в первое время не трогать штаб.

30 июля, прежде чем новый командир сумел оценить некомпетентность начальника штаба, немцы начали артиллерийский обстрел позиций 5-й сибирской дивизии, соседа справа, северо-западнее Красностава. Обстрел продолжался с двух часов ночи до одиннадцати утра, и гвардия не сделала никаких попыток помочь соседу. В час дня начальник штаба заявил, что сибиряки все еще держатся. На самом же деле в тот момент они уже вовсю отступали. Примерно в 14.30 капитан Нельсон, проезжая по шоссе из Люблина, попал под плотный шрапнельный огонь и увидел, что Х корпус, который отправили на помощь сибирякам, в беспорядке отступал со своих позиций. Даже значительно позже, во второй половине дня в штабе армии ничего не знали о немецком вклинении. Гвардейская казачья бригада, которая занимала окопы слева от сибирской дивизии, обеспокоилась отсутствием оттуда вестей. Только в 17.30 в штаб поступила телеграмма Радко-Дмитриева о том, что «несмотря на героическое сопротивление, 5-я сибирская дивизия была вынуждена отступить». Но и тогда генерал Антипов не сумел понять всю серьезность обстановки и продолжал составлять рабочий график для офицеров штаба. В шесть часов вечера он получил из штаба армии информацию о том, что немцы форсировали Вепрж. Они вклинились севернее через Травник, перерезав железную дорогу и шоссе Хелм– Люблин. Удар противника севернее примерно в три часа дня парировал Х армейский корпус, имевший в своем составе всего два слабых сводных полка. А еще через несколько часов немецкое наступление в восточном направлении, в результате которого противник мог бы обойти гвардейский корпус с флангов, был остановлен силами семи батальонов резерва гвардейского корпуса.

Тем не менее положение продолжало оставаться серьезным, поскольку на стойкость Х корпуса при данных обстоятельствах трудно было полагаться. Антипова обвинили в отсутствии связи с войсками, а также в неумении своевременно наладить взаимодействие с сибиряками и нанести удар по правому флангу преследовавших наши войска немцев. Он совершенно не волновался по этому поводу, продолжая сохранять спокойствие некомпетентного чиновника. Даже подпоручики давали ему советы, к которым он, впрочем, не прислушивался. Наконец, в 1.30 ночи 31-го числа из штаба армии пришел приказ о начале в три часа ночи отступления всех войск армии на 15 верст в северном направлении.

Вместе с тремя другими офицерами я занимал комнату на верхнем этаже и стелил постель, когда вошел Родзянко и заметил, что ложиться не было смысла. Он буквально кипел от гнева и откровенно ругал начальника штаба, повторяя, что то, что произошло со штабом гвардейского корпуса, является позором для всей русской армии. Мой второй постоянный компаньон старый полковник Л., отставной гвардеец-кавалерист, выходец из Прибалтийской провинции, на отличном французском с легким немецким акцентом призывал браться за сабли, восклицая, что гвардия должна умирать на месте, что она никогда не может отступить. Когда мы остались наедине, полковник разразился гневной тирадой против русских, «которым никогда нельзя верить». Он утверждал, что во время волнений 1905 г. русские сами подстрекали латышей-арендаторов поджечь его усадьбу.