Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917

Среда, 27 апреля 1916 г. Петроград

В понедельник в одиннадцать часов утра я встретился с генералом Шуваевым, приятным пожилым человеком, прямым и честным в общении. Однако же было хорошо видно, что генерал Беляев оказался прав: новый министр обладал очень узким мировоззрением.

Я изложил свой вопрос об инспекторах, о том, что если они и дальше будут продолжать действовать в Америке прежними методами, то армия не получит снарядов, так как деловые партнеры разорвут контракты. Более того, они могут повлиять на то, чтобы на ближайших выборах их рабочие проголосовали против дела Антанты. В результате может получиться так, что Америка объявит эмбарго на экспорт военных материалов.

Министр не дал мне прямого ответа. Он начал с небольшой речи о самом себе. Ему довелось послужить во всех трех родах войск, начиная с пехотного офицера. Потом он два с половиной года прослужил в артиллерии, 15 лет занимал командные должности в казачьей кавалерии. Он командовал дивизией и корпусом, после чего император вдруг неожиданно сделал его начальником интендантской службы. Он ничего не знал о той работе, но его преданность императору была так велика, что если бы сейчас открылась дверь, вошел его величество и приказал ему выброситься из окна, он не раздумывая сделал бы это. Он говорил об этом, медленно жестикулируя, со слезами экзальтации и жалости к самому себе; он приложил все усилия на посту главного интенданта и, как ему кажется, достиг успехов на этом поприще, в особенности в том, что касалось искоренения злоупотреблений. Я вежливо и откровенно рассказал ему все то, что успел много услышать об этом из уст членов Думы.

Министр продолжал: «Теперь меня снова призвали, и сделали это очень неожиданно. Я должен управлять всей армией вместо генерала Поливанова».

Он спросил, к какому роду войск принадлежу я, а потом заявил, что прежний опыт его службы позволяет ему теперь принять под свое начало любой из родов войск (на самом деле весь его прошлый боевой опыт ограничивался войной в Средней Азии в 1873–1875 гг.).

После этой преамбулы генерал перешел к делу. Он согласился с тем, что для того, чтобы убивать немцев, нам нужны снаряды. Однако эти снаряды, несомненно, должны быть безопасны при транспортировке и вовремя взрываться: «снаряд, который разрывается в стволе орудия, производит жуткое впечатление». В конце концов Шуваев пообещал поговорить с новым начальником Артиллерийского управления, который как раз вот-вот должен был отправиться в Америку, и дать ему соответствующие указания.

В настоящий момент западные союзники пришли к заключению, что при русском правительстве должны быть созданы влиятельные миссии, которые станут оказывать воздействие на правительственные круги России с тем, чтобы вынудить ее активизировать свою деятельность на фронте (решение, которое оказалось сложно принять в Париже).

Французские министры Рене Вивиани и Альбер Тома прибыли в мае. Как полагают в российском правительстве, их настоящей целью было заставить русских направить более крупные воинские контингенты на Западный фронт. Говорили, что они потребовали по 40 тыс. солдат ежемесячно, однако пока им удалось лишь заручиться обещанием отправки еще пяти бригад к той, что уже находится во Франции, и ко второй, которая вот-вот будет послана в Салоники. Эти пять бригад, как предполагается, будут ежемесячно отправляться из Архангельска, начиная с августа этого года. Взамен французские представители пообещали прислать для русской армии дополнительное количество тяжелой артиллерии.

Визит французов, несомненно, прошел успешно. Вивиани потчевал аудиторию плодами своего великолепного красноречия на банкете 16 мая в честь 25-й годовщины франко-русского альянса, а Тома в своей грубоватой прямолинейной манере резал правду-матку.

Впервые я встретился с Тома в девять часов утра на следующий день после его прибытия, когда он прислал за мной, чтобы, как он объяснил, по предложению господина Ллойд Джорджа задать мне множество вопросов, ответы на которые пролили бы свет на обстановку в России. 18 мая, за день до отъезда делегации, я сидел с ним рядом на прощальном банкете, и он попытался сформулировать передо мной свои заключения.