Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917

Как он заявил, у русских в их стране было все необходимое, но из-за своей слабости они не могут всем этим пользоваться. Нехватка стали в России вызвана недостаточной загруженностью угольной промышленности и слабо развитой железнодорожной сетью, в связи с чем имеющиеся пути работают с перегрузкой. Ни за какую плату русский рабочий не станет летом работать под землей, и, по мнению Тома, здесь, если это необходимо, следует прибегать к насилию. Он не мог понять, почему у русских возникают трудности с энергией, если для этого нужно всего лишь проложить 30 верст железной дороги, чтобы связать между собой угольные шахты и сталелитейные предприятия: было бы понятно, если бы речь шла о прокладке 3 тыс. верст путей. Перебои в работе железных дорог мой собеседник объяснил неэффективным управлением. Он был на обеде у министра путей сообщений М. Трепова, где узнал, что тот занимается работой над грандиозной программой строительства железных дорог, выполнение которой потребует нескольких лет, вместо того чтобы обратить пристальное внимание на нужды нынешнего момента.

В Москве Тома выступил на ассамблее городского совета, где присутствовали представители промышленных кругов России, и заявил, что перед войной во Франции было больше забастовок, чем в любой другой стране, но после начала войны они сразу же прекратились. Он говорил: «Здесь у вас в России забастовки продолжаются, а когда рабочие не бастуют, у них появилась привычка оставлять работу на три-четыре дня, будто бы и нет никакой войны. Повсюду мне встречаются ничего не делающие люди, но в России все равно жалуются на недостаток рабочих рук».

16 мая на официальном совещании в Петрограде под председательством военного министра присутствовавшие там офицеры Артиллерийского управления заявили, обращаясь к Тома, что не хватает железных дорог, чтобы доставлять уголь до сталелитейных заводов. Тот резко ответил, что Франция в условиях, когда большая часть ее промышленно развитых районов занята противником, подошла к решению проблемы национальной обороны совсем с другим настроем. Завод в Нёв-Мезоне, в окрестностях Нанси, оказавшийся всего в 15 километрах от фронта, ежедневно получал уголь поездом, который следовал из Гала, в 450 километрах от него. Предприятие продолжало работать, чтобы обеспечить производство на еще одном заводе боеприпасов, даже под огнем тяжелой артиллерии противника.

Для русских такие люди, как Тома, были чем-то совершенно новым. Они смеялись над его грубоватой внешностью, которая, по их словам, характерна для типичного московского торговца. Представители высших кругов ждали встреч с ним с нескрываемым ужасом. По-джентльменски консервативный, медленно соображающий и официальный, генерал Беляев просто трепетал, когда рассказывал мне, что получил указание военного министра общаться исключительно с этим агрессивным гостем. Позже он рассказал мне, что его потрясла та власть, что сосредоточилась в руках Тома, говорившего: «Я дам вам это», «…я позабочусь об этом по возвращении домой» и т. д. Беляев говорил: «Пусть он и социалист, но может делать то, что пожелает; ни у кого в России нет такой власти, у нас нет хозяина, а еще говорят, что в России самодержавие». Великий князь Сергей заявил Тома: «Это вы монархист, а я – анархист!»

В начале мая лорд Китченер оповестил графа Бенкендорфа, что хотел бы приехать в Россию, если получит официальное приглашение. Когда об этом сообщили императору, тот заявил, что готов принять гостя после 10 июня, однако уточнил, что не понимает, как лорд Китченер может оставить свою работу на такое длительное время.

В письме, которое было написано 6 мая, но получено только 18-го числа, Эллершоу отмечал: «Я почти не сомневаюсь, что вскоре после того, как вы получите это письмо, лорд Китченер и я будем уже находиться в дороге к вам. Разумеется, я дам вам обо всем знать официально, как только вопрос окончательно решится. Я уже начал работать над этим. Не сердитесь! Думаю, что это действительно необходимо, и вы согласитесь со мной. В первую очередь речь идет о финансовых вопросах, но существует и тысяча других вещей, которые, по моему мнению, он должен обсудить и прояснить».

Я не был согласен с Эллершоу. По моему мнению, русским требовался перерыв, время на то, чтобы переварить ту не всегда приятную правду, которую им прямо высказал Тома. Я полагал, что визит лорда Китченера скорее будет раздражать, чем воодушевит их. Они никогда не считали Великобританию великой военной державой, но знали, что мы богаты, и воображали, что наши богатства безграничны. Им нужны были наши деньги, а не советы по военным вопросам. То, как русские понимали союзнический долг, годы спустя мне предельно сжато объяснил в Сибири руководитель миссии американских железных дорог инженер Стивенс: «Они хотели бы, чтобы мы положили перед ними большой мешок с деньгами и сразу же убрались подальше».