Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917

В посольстве я узнал, что примерно в пять утра Керенский позаимствовал автомобиль в американском посольстве и бежал в Псков. Ему пришлось просить автомобиль там, потому что из всех тех, что находились на Дворцовой площади, большевики ночью вытащили магнето. Он направил в американское посольство послание, в котором просил не признавать новое правительство в течение пяти дней; за это время он намеревался вернуться и восстановить порядок. Лично я считаю, что он уже не вернется.

Я отправился на ужин, взяв с собой Уордропа, который прибыл на пост генерального консула в Москве из Бергена.

В 8.30 приходил К. Он отправлялся в Москву и горько жаловался на штаб округа, который, как он утверждал, не дал ему возможности сражаться против восстания под красным знаменем. Теперь он замыслил организовать сопротивление в Москве и присоединиться к войскам, которые должны будут пойти на освобождение столицы.

Примерно в 8.45 перед Зимним дворцом началась сильная стрельба. В ней принимали участие стоявший под парами на Неве крейсер «Аврора», а также крепостные орудия. Перестрелка продолжалась до полуночи, хотя с сопротивлением в районе Зимнего было покончено задолго до этого.

Сегодня выдался серый, унылый день. Трамваи ходят, но до сих пор слышится стрельба, пусть и не очень интенсивная.

7-го числа диктатором Временное правительство назначило министра Кишкина, а инженер Пальчинский сменил Полковникова на должности командующего военным округом. Когда я расстался с Рогозиным в четыре часа дня 7-го числа, он направился на встречу с Пальчинским, который настойчиво приглашал его работать к себе, почти против желания самого Рогозина, под тем предлогом, что он был адъютантом у генерала Половцева, а Половцев был дружен с Пальчинским! Рогозин возражал, что он только что приехал в Петроград всего на несколько дней по своим личным делам, но, наконец, неохотно был вынужден уступить. Его отправили объехать город на автомобиле, «чтобы собрать надежных офицеров». После того как он нашел троих, обещавших прийти, вернулся в штаб округа и был направлен докладывать о ходе подготовки обороны Зимнего дворца.

Первоначально гарнизон состоял из двух тысяч человек, включая юнкеров и слушателей школы прапорщиков, три эскадрона казаков, роты добровольцев и одной роты женского батальона. Защитники гарнизона имели шесть орудий и один бронеавтомобиль, экипаж которого, однако, заявил, что его прислали для защиты произведений искусства во дворце и он во всем будет придерживаться нейтралитета.

Из-за постоянного дезертирства гарнизон таял, так как продовольствия не было, и в течение двух дней солдаты практически голодали. К тому же не нашлось сильного командира, который взял бы на себя командование всеми и укрепил бы дисциплину. Ни у кого не было ни малейшего желания воевать. Некоторые из прапорщиков даже позаимствовали у женщин серые солдатские шинели, чтобы иметь возможность незаметно скрыться.

Большая часть юнкеров Михайловского артиллерийского училища вернулись к себе и забрали с собой четыре из шести орудий. Потом ушли казаки, объявив, что они против кровопролития! В десять часов вечера дворец покинула и большая часть прапорщиков. После этого оборонять правительство остались небольшое количество прапорщиков Инженерного училища и рота женщин.

Правительство все это время поддерживало связь с фронтом, в полночь министрам сообщили, что войска уже в пути и вот-вот придут на помощь. Затем поступила информация, что во дворец направляются члены Флотского комитета с условиями переговоров.

Во время бомбардировки министры бросались из комнаты в комнату. Рогозин позже рассказывал, что когда ему понадобилось о чем-то доложить правительству и он попал во дворец, то увидел «морского министра сидящим около окна, курящим трубку и сплевывающим. Остальные министры сидели за столом. Терещенко ходил взад-вперед, как тигр в клетке. Коновалов сидел на диване и нервно дергал себя за штанины, пока не подтянул их почти до колен». Но ведь Рогозин был здесь всего лишь посторонним наблюдателем, ни о чем не беспокоившимся и ни за что не отвечавшим. На самом деле положение этой группы людей должно было быть ужасным. Брошенные своим вождем, отрезанные от внешнего мира, начиная с шести часов вечера 7-го числа, отказавшиеся оставить свой пост, несмотря на то что были не в силах на что-то повлиять, они ждали решения своей судьбы после того, как попадут в руки толпы.

Оборона практически не была организована, охранялись только три из многочисленных входов в здание. Группы атакующих проникали туда через боковые двери и искали, чем бы поживиться. Сначала эти группы были малочисленными, и гарнизону удавалось рассеивать их, но потом матросы, солдаты Павловского полка и рабочие стали собираться в большие банды и просто разоружили гарнизон. Но это было сделано, как впоследствии вспоминал один из офицеров гарнизона, «по-домашнему», практически без кровопролития. Гарнизон почти не стрелял, и, как говорят, его потери составили всего трое юнкеров ранеными.