«Вместо чудес или дара пророчества»: миссионерская стратегия иезуитов в Азии в XVI веке

Манила также была заинтересована в установлении дружеских отношений с правителем Японии из-за выгод от «галеонной торговли», а также вопросов безопасности (совместных действий против пиратов, стремление обезопасить себя от возможности японского вторжения)[497]. Губернатор Филиппин Гомес Перес Дасмаринас (1590–1593) отправил в Японию делегацию, возглавляемую францисканцем Педро Баптиста (? – 1597). Это положило начало францисканской миссии в Японии.

За шесть лет своего пребывания на Японских островах (1592–1597 гг.) францисканцы основали три монастыря (в Мияко, Нагасаки и Осаке), а также построили три лепрозория (два в Мияко и один в Нагасаки)[498]. Следует отметить, что, минориты не приняли и осудили аккомодационную политику иезуитов, как явную уступку язычеству и светскому обществу, способную привести к искажению христианских истин[499]. Следуя принципам средневековой антропологии, рассматривавшей всех нехристиан в качестве антагонистов, миссионеры нищенствующих орденов считали единственно возможным способом поведения среди населения нехристианских земель противопоставление себя местному обществу[500].

Для лучшего понимания внутреннего конфликта между нищенствующими монахами и нехристианским обществом, важно учитывать средневековую концептуализацию пространства в Европе, которая базировалась на дихотомическом видении мира: царство божье (civitas Dei) противопоставлялось земному миру (civitas terrena), греховному и конечному, что сближало его с понятием civitas diaboli. Для миссионеров нищенствующих орденов святым местом, олицетворявшим царство небесное, являлся монастырь, становившийся центром религиозной активности. Марчелло де Рибадэнэйра (1526–1611), один из францисканцев в Японии, утверждал, что молитвы были наиболее важной деятельностью францисканской миссии, «понимая, что в этом заключается сила победы над врагами»[501]. Тем самым свершение молитв в монастыре не понималось как побег от непосредственного процесса евангелизации. Скорее это отражало тот факт, что нищенствующие монахи рассматривали себя в качестве носителей абсолютной истины, которая неизбежно восторжествует над языческим миром, и, в конце концов, покорит его. Поэтому участники японской францисканской миссии были убеждены, что нет необходимости во внедрении каких– либо инноваций в методы доктринации, как и истина не нуждается в обновлении[502].

В свою очередь, на мировоззренческую позицию иезуитов сильное влияние оказали философские воззрения раннего Нового времени. Общество Иисуса, не опровергая аристотелевских принципов о том, что человек ищет высшее совершенство в своих встречах с высшей божественной причиной[503], утверждало, однако, что эта встреча с Богом обусловлена самой Природой[504]. Следовательно, стало возможно разделить природный замысел и сверхъестественный замысел, которые, в соответствие с томистским взглядом, были неразделимыми процессами[505]. Тем самым были открыты двери для официального признания несходства и разнообразия. Предпосылки данного подхода были заложены основателем ордена И. Лойолой. Так в «Духовных упражнениях» он подчеркивал, что дабы достичь совершенства иезуиты должны использовать разные образы жизни, которые Бог предложит им выбрать[506]. Лойола также придерживался мысли о том, что бегство от мира не является обязательным условием для полного единения с Богом[507].

Тем самым, разнообразие и несхожесть окружающего мира, и, вследствие этого, уверенность в необходимости для церкви обеспечить образ жизни, интегрирующий ее в эту окружающую действительность, были основой, на которой базировались взгляды первого поколения иезуитов. «Мы не монахи…» – писал Д. Надаль. По его мнению, сутью монаха было желание «избежать общества других человеческих существ»[508]. Сущностью же иезуита, наоборот, был поиск общества людей «с целью помочь им».

Причины возникновения двух подходов к евангелизации, помимо разницы в мировоззренческой позиции Средневековья и раннего Нового времени, заключались также в теологических и политических факторах. К концу XVI в. между нищенствующими орденами и Обществом Иисуса наметилось соперничество за первенство в осуществлении миссионерской деятельности, основанное на идее предопределенности успеха мессианизма миссионеров того или иного католического института. В данном контексте францисканцы объясняли свой приезд в Японию, как естественное развитие японской католической церкви. Иезуиты, воспринимались как часть уже прошедшей фазы, а минориты открывали новую эру в ее развитии. В этом изменении серые братья видели Божественное вмешательство[509], что не оставляло места для каких-либо сомнений. Видимое противоречие в поведение Хидэёси, издавшего антихристианские указы и, одновременно с этим, пригласившим францисканских миссионеров, не воспринималось скептически, а скорее принималось как неизбежность прибытия францисканцев.