Вначале будет тьма // Финал

– Да, понимаю. Поэтому-то и приехал к вам. В правительстве завелось слишком много истеричек. Им хочется мгновенной и справедливой «реакции Бога». От других. От себя – как всегда. Воровство по необходимости в наших реалиях, с этим народом приходится закладывать в бюджетную стоимость проектов. Всё мы с вами понимаем. Не первый год декларации сдаем. – Килин то ли захихикал, то ли закашлялся. Зоркий приложился к чашке и, поняв, что чай остыл, с брезгливостью поставил ее на серебряный поднос. – Но «по жадности» в этой экономической ситуации – безумие! Недальновидное безумие.

И закашлял еще больше, как будто подавился. Зоркий выждал немного, затем наклонился всем телом к министру:

– Что вы хотите этим сказать, Марк Константинович?

Килин удивленно уставился на лоб собеседника. Марк-Кон-стан-ти-но-вич… Глаза финансиста округлились. Рот пытался произнести хоть какое-то слово, но слышно ничего не было.

– Уж не хотите ли вы сказать, что пришло время… что нам пора… что больше ему…

– Нет-нет-нет! – Показалось, что от крика Килина что-то упало в коридоре. – Что вы… Что вы?! Вы меня не так поняли. Нам надо… Нам надо… – Руки никак не могли найти, но пытались разгладить на столе то, что видели глаза. – Понимаете, это же не как с прово… проштрафившейся управляющей компанией. Там человечка закрыл, и все тихо-мирно. Здесь как снежный ком… Страна! Нам надо… Нам надо изыскать возможные резервы. Например, повышение акциза на водку. Все равно пьют…

– Было. Только что.

– Тогда еще один поток…

– Даже не заикайтесь. С этим-то намучились так, что до сих пор с подрядчиками расплачиваемся да суды сплошной чередой. Корабли по всему миру арестованные стоят.

– Раздельный мусор…

– Жить надоело?

Марк Константинович посмотрел на Ну’и, затем на Birenz. Шестеренки крутились, немного поскрипывая и нашептывая свою какую-то историю. Взгляд остановился на портрете пожилого мужчины в профиль, упрямо уставившегося в облачное небо.

– Мы повысим пенсионный возраст.

После третьего чая с коньяком собеседники решили прогуляться по саду. Килин сыпал формулами и объяснял, объяснял, объяснял. Зоркий не прерывал и даже записывал что-то в свой блокнот, иногда переспрашивая главные моменты. По всему выходило, что предложение давало много и сразу. Остановились у беседки с альбицией. Миша быстро накрыл стол. Зоркий любовно посмотрел на свою тень на дорожке сада. В это время суток она становилась особенно внушительной и повторяла, как будто в причудливом восточном танце, все его телодвижения. Наигравшись с тенью, он повернулся к продолжавшему говорить собеседнику:

– МаКсныч, надо подумать о тылах. Премьера я возьму на себя. С силовиками тоже пообщаюсь. Я знаю, что им предложить. А вам, судя по всему, придется с социалкой и ресурсниками общаться. Справитесь?

– Справлюсь. Положим, медицина у меня в серьезном и давно неоплаченном долгу…

И опять разговоры, разговоры. О судьбе страны. О финансовых потоках. О чемпионате. И даже о том, что некоторым чиновникам на местах надо бы поменьше болтать. Недавно в интернете прокатилась серия статей «Мы вас не просили рожать!». Удивились, как это допустили публикацию. А это все сказывается, сказывается…

Солнце потихоньку уплывало на запад. Прилетела стайка бабочек, покружила и улетела по своим бабочкиным делам. Миша три раза менял стол. А они все говорили и говорили. Фантазия уносила их в дальние дали. Плавно перешли на восстановление Союза и размышляли по-государственному о Ситцевом пути. Пожалели, что не при их жизни дойдет российский строитель до Великой стены. («И пописает на нее», – неожиданно добавил один из теоретиков.) Но вектор проложили…

– Хорошо, Лев Борисович. Тогда я сегодня даю своим задачу на просчет. Это дня три, не больше. После этого мы опять встречаемся. По телефону я не хочу это… Смотрим, обсуждаем и идем по тем шагам, которые наметили. И только потом – к Президенту.

– Важно объявить во время чемпионата. Хорошо бы еще, чтобы наши не вылетели. Надо спешить.

– Я сейчас из самолета позвоню в министерство – пусть считают. Да и вообще. Чего нам бояться-то? Во всем мире так. И ничего. Терпят!

Килин вышел из беседки и попытался поймать последние лучи заходящего солнца. Он расставил руки в стороны. Так еще иногда стоят, загорая, наши согражданки на южных пляжах в позе «все продано». Пиджака на нем давно не было. После щедрого угощения пуговицы на рубашке напряглись, но держались пока стойко. Килин улыбался. Он смотрел на чайку, которая плавно скользила в воздушном потоке в их направлении. Марку с детства нравились эти большие и нагловатые птицы. Он вспомнил, как в тот самый год поездки в Боччи чайки украли у них шашлык, который был непредусмотрительно оставлен на столе, пока они играли в волейбол. Как смеялись и шутили о птицах – пожирателях шашлыка. Было хорошо и весело. Сейчас тоже было хорошо…

Чайка сделала небольшой круг над столом. Чуть спустилась и сделала еще один. На этот раз круг получился еще меньше. Все еще с улыбкой на лице Килин поднял правую руку в сторону птицы.